Фрэнк Херберт - «Если», 1994 № 08
— Ах, — протянул Дин, словцо это он перенял у Продда.
— А теперь мы ждем его, — разом выдохнул Продд, лицо его просветлело. — Конечно, мы уже староваты, но я знавал папаш и постарше, мамочек тоже. — Он снова поглядел на дом, на амбар.
— Все-таки это справедливо, Дин. Припозднился он, да. Сейчас был бы взрослый, работал со мной. Когда он вырастет, ни меня, ни Ма, понятно, уже здесь не будет, вот он и приведет маленькую женушку и начнет все сначала, как мы. Ну разве не справедливо? — голос его умолял, Дин не пытался понять его.
— Слышь, Дин, не думай, мы тебя не выставляем.
— Хорошо, — отвечал Дин, — с Джеком ясно, — он сдержанно кивнул. — Хорошо.
Следующая мысль Дина была такой: «Хорошо. С этим покончено». «С чем покончено?» — спросил он у себя самого.
Оглядевшись, он проговорил: «С косьбой». И только тут осознал, что после разговора с Проддом проработал более трех часов.
Рассеянно взяв брусок, он принялся править косу. Медленно проводя им вдоль лезвия, он извлекал из него то бульканье кипятка, то короткий вопль землеройки.
Он медленно водил по косе камнем. Пища, тепло и работа. Именинный пирог. Чистая постель. Чувство причастности. Он не знал этих мудреных слов, но чувствовал именно это.
Из леса раздался предсмертный крик какого-то зверя. Одинок охотник, одинока и жертва. Капает живица, спит медведь, птицы улетают на юг… все это происходит одновременно, не только потому, что все они — часть единого целого, но потому, что все одиноки перед лицом одного и того же.
И тогда он понял, что всегда был один. Все это время миссис Продд воспитывала не его. Глаза Ма видели Джека. Восемь лет он полагал, что нашел нечто, частью чего может считать себя и ошибался.
Гнев был ему незнаком. Теперь предметом внезапной ярости стал он сам. Разве не знал он об этом? Разве имя такое принял, не понимая, что в сути имени воплощается все, чем был он и что делал. Один. С чего это вдруг он возмечтал об иных ощущениях?
Но должно же быть под солнцем нечто, частью чего он является.
Слышал, сынок? Слышал, парень?
Слышал, Дин?
Подобрав три свежескошенных длинных стебля мятлика, он переплел их. Потом воткнул косу в землю и прядкой травы примотал к рукоятке брусок — чтобы не свалился. И ушел в лес.
Было уже слишком поздно. В кустах, у подножия остролиста стало холодно и черно.
Она сидела на голой земле. Шло время, ноги заледенели. Рука ее не выпускала пушистый помпончик на кофточке — часа два назад Джейни еще гладила его и думала: как это, наверное, интересно — стать зайкой. Но теперь ей было уже все равно, что там в кулачке — пуговичка или заячий хвост.
Она решила попробовать, надолго ли сумеет задержать дыхание. Вдыхать все тише и тише, забыть вдохнуть… все тише и тише… забыть и про выдох. И теперь уже скорее не дышать, нежели дышать.
Ветер шелохнул ее юбку. Джейни смутно ощутила движение… далекое и незаметное.
Волчок внутри нее уже катался по полу ребром, все медленнее, медленнее и наконец, остановился.
…и медленно повернулся в обратную сторону… небыстро, недалеко… и остановился.
Но она покатилась сама, перекатилась на живот, потом на спину, и боль стиснула ноздри, забурлила в желудке содовой водой. Она задыхалась от боли, и спазмы эти были дыханием, а Джейни все дышала и наконец вспомнила себя. Она повернулась еще раз, и по лицу ее забегали какие-то крохотные зверьки. Они были реальны, она их ощущала. Зверьки пришептывали и ворковали. Джейни попыталась сесть, зверюшки забежали за спину, чтобы помочь. Г олова ее упала на грудь, и она ощутила кожей теплоту собственного дыхания. Один из зверьков погладил ее по щеке. Протянув ладошку, она поймала его.
— Хо-хо, — проговорил зверек.
Нечто мягкое, крепкое и маленькое копошилось под другим ее боком, прижималось к телу. Гладкое и живое. И приговаривало: «хи-хи».
Обняв одной рукой Бони, а другой Бини, она зарыдала.
Дин вернулся, чтобы взять взаймы топор. Голыми руками ничего не сделаешь. Выбравшись из чащи, он заметил, как переменилась ферма. Прежде здесь каждый день был сумеречным, а тут ее словно вдруг озарило солнце. Цвета стали ярче, а запахи — дыма, травы и амбара — сильнее и чище. Кукуруза устремилась навстречу солнцу, да так, что страшно становилось за ее корни.
Достопочтенный пикап Продда пыхтел и подвывал у подножия склона. Машина гудела на оставленном под паром поле. Правое заднее колесо забуксовало в борозде, грузовичок сидел на задней оси. Продд пытался подложить под колесо ветки, орудуя рукоятью мотыги. Заметив Дина, он отбросил ее и рванулся навстречу, засияв, словно медный таз. Взяв Дина за плечи, Продд долгим взором оглядел его лицо.
— Боже, а я уже и не думал увидеть тебя, ты ушел так неожиданно.
— Тебе нужна помощь, — проговорил Дин, имея в виду грузовик.
Продд не понял.
— Ну, не знаю, — радостно отвечал он. — Ты вернулся, чтобы посмотреть, не нужна ли мне помощь? Ох, Дин, поверь, я прекрасно справлюсь и сам. Ты не думай, я ценю тебя. Просто последнее время у меня такое настроение. Столько дел, я хочу сказать.
— Садись за руль, — сказал Дин.
— Обожди, чтобы Ма увидела, — проговорил ПродД, — все как в прежнее время. — Усевшись за руль, он нажал на педаль. Уперевшись спиной в кузов, Дин взялся за край его обеими руками и потянул. Кузов поднялся, насколько пускали рессоры, а потом и выше. Дин откинулся назад. Колесо обрело опору, и грузовик дернулся вверх и вперед — на твердую землю.
Выбравшись из кабины, Продд вернулся.
— Ну я-то знал, что ты прежде был фермером, — ухмыльнулся он. — Теперь не проведешь. Домкратом ты был, вот что.
Дин не улыбнулся в ответ. Он никогда не улыбался. Продд направился к плугу. Дин помог ему навесить петлю на крюк грузовика.
— Лошадь пала, — пояснил Продд. — Грузовик-то ничего, только иногда по полдня откапываю колеса. Надо бы завести другую лошадь. Да вот решил подождать, пока Джек заявится к нам. Завтракал?
— Да.
— Значит, добавишь. Сам знаешь, Ма ни тебе, ни мне не простит, если уйдешь голодным.
Завидев Дина, Ма крепко обняла его. В его груди что-то дернулось.
— Чем сейчас занимаешься, Дин?
— Работаю, — отвечал он и указал рукой. — Там, повыше. Я охочусь.
Со своего места Дин видел Джекову комнату, прежняя кровать исчезла. На ее месте появилась новая, коротенькая, чуть длиннее его руки, укрытая голубым шерстяным одеялом и кисеей.
Дин поел. Они долго сидели за столом, не говоря ни слова. Потом Дин ушел, попросив у Продда топор.
— Как ты думаешь, он не в обиде на нас? — беспокойно глянула в спину Дина миссис Продд.
