Елена Горбачевская - Другая проекция
Мне оставалось только усесться поудобнее и продолжать наблюдать, завидуя самой себе, которую ждут дома родители и вкусный мамин ужин.
Поравнявшись с Клизмой, «я», будучи девушкой воспитанной, вежливо поздоровалась:
— Добрый день, Арнолида Францевна!
— Добрый? Может быть, — скептически скривилась Клизма, — Что это на тебе одето? — спросила она, прихватив «меня» за рукав любимой клетчатой рубашки, — Что позволяет себе современная молодежь, какая вульгарность!
И началась длительная лекция об отвратительных качествах молодого поколения, где прослеживалась глубочайшая связь между рок-музыкой, кроссовками и джинсами с одной стороны и наркоманией, проституцией, ростом преступности с другой. Эта была ее обычная песенка, которой она постоянно изводила меня и еще нескольких несчастных. Ускользнуть не было никакой возможности, поскольку ее сосискообразные пальцы цепко держали мой рукав. В такие минуты обычно откуда-то из темных глубин души, из самых ее дальних закоулков поднималась мутная волна ненависти и самых диких желаний. Например, слепить из нее комок и запаять в железную банку, которую выбросить в самое гадкое, грязное, заросшее ряской озеро. Или сделать большой-большой унитаз и спустить ее туда. Как правило, нудела она достаточно долго, и фантазия успевала развернуться на славу.
Наблюдая со стороны, я здорово потешалась над собой-обычной, которая могла развлекать себя только выдумыванием десяти казней египетских для обожаемой соседки, выслушивая всю эту чушь о развратности молодого поколения, о последствиях беспорядочных половых связей, о том, что я встала на скользкую дорожку. Этот вывод был сделан на основании того факта, что она как-то увидела меня с Андрюшкой, который так увлекся рассказом о своих похождениях, что потащился меня провожать до дому, а неделю спустя я на свою беду столкнулась с ней в городе, когда мы случайно встретились с Мишкой, моим однокурсником, и решили по этому поводу попить кофе. Итак, я — развратная женщина!
Постой-ка, постой! Я-разноцветная, нынешняя, очень хорошо помню эту историю и ту нотацию, которая была мне прочитана. Это было летом, еще до того, как мы познакомились с Сережей. Я вспомнила, что тогда еще мечтала обмазать Клизму быстро твердеющим клеем и подарить кому-нибудь в огород на дачу.
Я уже немного освоилась с ситуацией, сидела и смотрела совершенно реалистический, даже можно сказать натуралистический фильм с названием «Воспоминания о Клизме». Но тут, как обычно в этом мире, начало происходить нечто непонятное, даже дикое.
Мой кокон вдруг начал темнеть, приобретая буро-красный цвет, стал светиться багровым и разбрасывать искры. Одновременно с этим между лопаток появился какой-то горб, который быстро увеличивался, наливаясь темно-кровавым, пока не превратился в огромный бесформенный гриб, нависший надо мной и тянущийся своей верхушкой к Клизме. В эту верхушку стеклась вся багровая краснота, оставив снизу тонюсенькую серебристую пленочку. Такое ощущение, что все жизненные запасы моего кокона ушли на формирование этого омерзительного гриба, поскольку вокруг тела он стал едва заметный, натянулся, как колготки, вот-вот лопнет.
Аналогичный гриб стал формироваться и у Клизмы, только цвет его, сгущаясь, становился ядовито-синим, а из области позвоночника начали веером расползаться темные языки. Этот гриб так стянулся у нее кверху, что порвался, и похоже, не в первый раз, потому как снизу в серебристой пленке была масса дырок, из которых выглядывало незащищенное тело. Темные, почти черные языки, выходившие между лопаток, стали вытягивать верхнюю часть ее гриба, выращивая отвратительные черно-синие щупальца. Они вытянулись в направлении меня, обвились вокруг тела и стали душить его, высасывать последнюю энергию из истонченного кокона. А мой гриб, не обращая никакого внимания на атаку черно-синих щупалец, методично плевался буро-красными сгустками в Клизмин кокон, побивая в нем новые дырки.
— Лена, ты совершенно не дорожишь девичьей честью, — вещала Клизма, в то время как ее щупальца применили новую тактику. Почти все, за исключением пары-тройки, отлепились от моего кокона и стали ловить бурые плевки моего гриба, поглощая их, переваривая в черный цвет и пристраивая куда попало в энергетический кокон.
— Я уверена, что твои дружки обворуют в конце концов квартиру родителей, а ты сама окажешься в тюрьме рано или поздно, — подвела итог заботливая соседушка, отпустив мой рукав. Ее щупальца выпустили меня, словили напоследок еще пару-тройку плевков и быстренько втянулись обратно.
Клизма гордо попилила дальше. Довольно быстро ее кокон приобрел нормальный серебристый цвет, только форма его была вся неровная, бугристая — дырки перемежались с проглоченными плевками, торчавшими, как раковые опухоли.
Со мной было хуже. Гриб долго еще торчал над головой, норовя плюнуть багровым сгустком куда-нибудь еще, в кого-то, кто подвернется под злую руку. Я, как обычно после любого скандала, сделала несколько глубоких вдохов-выдохов. Они позволили погасить красно-бурый цвет, после чего и весь гриб рассосался. Только кокон мой сделался весь помятый, истощенный, висел, как с чужого плеча. Я устало побрела домой.
* * *Шпок! Все исчезло — я-обычная, дом, Клизма. Вокруг меня снова был уже знакомые плотные хлопья. Ага, схлопнулась дырка, и я снова в сырном тумане. Или в туманном сыре. Сеанс окончен. Еще одно отличие от обычного кинотеатра: вместо того, чтобы включить свет и дать возможность зрителю покинуть зал цивилизованным образом, тебя просто-напросто вышвыривают вон.
Да, впечатлений масса. Еще ни один фильм не оставлял в моей душе такого глубокого следа. Переварить бы все увиденное.
Я механически переставляла ноги, шлепая куда-то по сырному туману, не имея ни малейшего представления о том, куда и зачем я иду и иду ли вообще — ориентиров не было никаких. С другой стороны мне всегда лучше думалось на ходу или сидя, вперив куда-нибудь невидящий взор. Но вперить взор было абсолютно некуда, кроме летающих пред самым носом разноцветных хлопьев и ошметков, а сидеть в этой пористой каше не очень-то хотелось. Мне нужно было хорошенько все осмыслить, разобраться в увиденном, взглянуть на привычные вещи и события с другой, с новой стороны.
Всегда когда я сильно злилась на кого-то, а Клизма обладала редким даром каждый раз доводить меня просто до исступления, мне на глаза будто опускалась красная пелена, и я совершенно переставала что-либо соображать и контролировать себя. Зачастую это заканчивалось довольно печально для того, кто разозлил меня до такой степени. Мало того, что я могла наговорить такого, на что в здравом уме и трезвой памяти вряд ли была способна, так еще и случалось хорошенько отходить обидчика кулаками. Бывало приходила в себя лишь тогда, когда пара человек буквально висела у меня на руках, не давая ими размахивать. В общем, в гневе я страшна. Самое интересное, что всегда после подобной вспышки я чувствовала себя ужасно опустошенной, разбитой, хотя физически разбит, как правило, был мой обидчик. Разумеется, в реальной жизни Клизму я никогда не била, все-таки учитывала ее возраст, но врезать как следует хотелось всегда.
