Александр Бачило - Леcопарк
Вот это меня больше всего и пугает. С каких это пор я опасным стал?! Может, с голодухи такая злость? Что-то уж больно несытные времена пришли. Возле столовской помойки что ни день - драки. Хотя вываливают вроде и не меньше, чем раньше. Много ли той еды нашему брату надо было? Поклевал корочку, чтоб не пить без закуски, - и ладно. Не зря ж говорят: алкаш спиртом сыт и спиртом сс...т. А тут - с холодами, что ли? - какая-то прямо прожорливость напала. Ешь, ешь - и все мало...
Ох, заботы, заботы! Никак не уснуть от них... Лежишь, глазами лупаешь. Вдалеке собака прошла. Не слышу, не чую, а знаю, что прошла. Тоже вот, недавно у меня такая особенность появилась. От бессонницы, наверное...
А жалко, что убежала собачка... Неплохо было бы заморить червячка. В последнее время совсем мало бродячих псов стало, всех поели. А раньше чего-то брезговали или боялись их - голов по пятнадцать - двадцать стаи ходили и кормились же чем-то! Да и то рассудить, лесопарк - не тайга. Здесь кафушка, там - ларек, жарят, варят, дым коромыслом, объедков - вагон. Отчего теперь голодаем - ума не приложу!
Заботы, заботы! Охо-хо... Сейчас бы засадить стакан, как в бывалое-то время, и отплыть до утра во тьму сиреневую...
И вдруг - мороз по спине! Я аж вскрикнул и сам себе рот зажал. Понимаю - рядом кто-то есть. Вот тут, за жестью моей ржавой, стоит и прямо сквозь нее на меня смотрит. И видит! Как же я шагов не услышал?! Запаха не почуял, при нынешнем-то моем чутье?! Кто ж там такой? Может, тот самый пес, что стороной прошел недавно? Да не подобраться ко мне простому псу! А если он не простой? Господи, чего ж ему надо возле ямы моей? Лежу, никого не трогаю... Может, заорать? Ругнуться на него матерно? Набираю воздуху побольше и... нет, не могу. Страшно! Это ж кому расскажи - не поверят: бомжу по ночам страшно! Чего бояться-то, верно? Все равно подыхать! А вот поди ж ты! Подыхать не боюсь. Боюсь идти. А идти придется, потому что он ждет...
Завозился я, завертелся и медленно, ногами вперед, из хибары полез. Почему ногами? Мудрено объяснить... Ну не могу я башку высунуть и посмотреть, кто пришел! Хоть ты убей меня - не могу! И на месте сидеть нельзя, я ж чую - он ждет! Пячусь раком ни жив ни мертв и глаза закрыл. Делайте со мной что хотите! Сдаюсь!
Вылез целиком - ничего. Глаза по одному размежил осторожно, влево-вправо зырк! Никого. Мать Пресвятая Богородица! Неужто померещилось?! Огляделся, прислушался - все спокойно. Вдалеке дискотека бухает, будто сваю в землю забивает, а над пустырем звезды низенько висят... Надо же! Сколько лет уж не замечал никаких звезд, а тут разглядел! Какие же яркие сегодня! Особенно вон те две, над самым горизонтом...
Мигнули две звездочки голодно - и прямо ко мне. Смотрю - проступает в темноте остроухая голова, разевает пасть. а в пасти - кровавый отсвет, будто клык блеснул. Я попятился, запнулся, чуть не упал, но тут наваждение развеялось Вижу - никакой волчьей головы, человек как человек, только воротник поднял и край воротника из-за головы торчит, как ухо. Пасть кровавая не сверкает - папироску он курит, огонек то ярче горит, то притухает малость. И нисколько он ко мне не приближается - на пригорке сидит, в двух шагах от хибары. Просто раньше я его не замечал. Пока он сам не захотел заметным стать. А такое умеет на всем свете только один человек.
- Стылый, ты? - спрашиваю.
Огонек папироски наливается жаром.
- Холода идут, - слышится голос. - Звезды-то как разгорелись! К заморозкам, не иначе...
- Зачем я тебе опять понадобился?!
- Почему именно ты? Вы мне все надобны...
- Да с меня-то какая польза?! Видишь - подыхаю!
Огонек улетел в траву, но лицо Стылого так и маячит в багровом отсвете.
- А ты хитер, - усмехается. - Вот как затеял договорчик обойти! Дескать, кто алкашу бездомному поверит? Мели, чего хочешь! Вреда не будет.
- О чем это ты? Не пойму...
- О чем! О нашем договоре. Где твои блестящие статьи? Где наша, в соавторстве написанная, теория многомерной общности? Почему я должен торчать на этой свалке? Я хочу на международный конгресс!
И тут я улыбаюсь всем щербатым своим отверстием. На конгресс ему! Обойдесся. Бутылки вон собирай, дьявол хренов...
Стылый смотрит на меня с нехорошим прищуром.
- Сообразил, значит? Ну как же, смышленый... Правильно. Сила моя - в вере. И пока в меня верят только пара оборванцев да старушка на скамейке, никак мне не разгуляться...
Разоткровенничался наконец. Видали мы твою откровенность!
- Что-то больно мудреное говоришь. - руками развожу. - Прости, не понять мне. Пропил все понятие...
- Ну да, ну да. - кивает. - Совсем, значит, простой стал, как три рубля. Формулы забыл, работы свои забыл, читать-писать разучился...
- И не говори! - слезу утираю. - Был человек - и нету...
- Ах, ах! - головой качает. - Что ж я, неразумный, наделал! Какого ценного работника упустил! Доктора наук! Да если бы он только статейку тиснул: "Миром правит Стылый Дьявол", все бы сейчас же в меня уверовали, и силы мои утысячерились бы! Так?
Пожимаю плечами.
- Тебе видней.
- Ну еще бы не так! Доктору-то каждый поверит! А деваться ему некуда, потому что сынок его любимый жив и обратно на иглу не садится лишь при одном условии...
- Я свою часть договора выполняю!
- Об чем разговор! Конечно, выполняешь! На каждом углу трындишь о темных силах!.. И меньше всего хочешь, чтобы тебе поверили!
- Такого пункта в договоре нет!
Достал он меня уже своими подначками. Добро бы этот разговор у нас был первый. Каждый раз одно и то же! Да, я обманул его. Кинул, как теперь говорят. Я сумел стать ненужным, совершенно бесполезным для него, не нарушая договора. У него нет формального повода мстить мне и моему сыну. И он не мстит. Видно, и впрямь дьявол не всесилен, пока в него не верит подавляющее большинство людей. Он заманивает нас поодиночке, чтобы мы заманивали других. Но я не хочу быть вербовщиком Стылого, я знаю, чем это кончится. И я нашел способ. Впрочем, его многие нашли - те, кто неожиданно бросил науку, литературу, всякие там кисти, ноты, просто любимое дело и спился, скололся, торопливо прикончил сам себя, чтобы не служить вот этому, сидящему на кочке. Миша, например. Земля ему пухом...
- Объегорили, - вздыхает Стылый. - Из-за вас, алкашей, и я должен по помойкам шататься...
Глаза его вдруг снова разгораются желтыми звездами.
- Только смотрите, убогие, как бы вам самих себя не перехитрить! Вы все думаете, что можете распоряжаться собой. Захотел - продал душу, захотел - пропил. Наивные! Так никогда не бывает!
- А как бывает?
Очень он мне надоел. Выпить бы чего-нибудь... Я представил, как присасываюсь к пахучему горлышку семьдесят второго портвешка... и меня тяжко вырвало прямо на драные мои ботинки. Дожил, блин!
