Уолтер Миллер - Да будет Человек (Fiat Homo) (Песнь для Лейбовица, Часть 1)
Чероки, отправивший Френсиса в монастырь совершенно по другим соображениям, предпочел промолчать.
- Поговорите с ним, - проворчал настоятель, - и пришлите потом ко мне.
В понедельник, ярким солнечным утром, брат Френсис робко постучался в кабинет настоятеля. Послушник славно выспался на жесткой соломенной подстилке в старой, привычной келье, да плюс к тому съел менее привычный завтрак. Невозможно было восстановить истощенную плоть и освежить одуревшие от солнца мозги, но эти весьма относительные роскошества, по крайней мере, достаточно прояснили его голову, чтобы Френсис сообразил: у него есть основание бояться. Он так тихо постучал, что на его стук в дверь ответа не последовало. Френсис и сам-то своего стука не услышал. Подождав несколько минут, он собрал остатки мужества и постучал снова.
- Господин настоятель вызывал меня? - прошептал послушник.
Настоятель Аркос поджал губы и медленно наклонил голову.
- М-м-да, господин настоятель посылал за тобой. Войди и закрой дверь.
Брат Френсис затворил дверь и весь дрожа встал в середине комнаты. Настоятель вертел в руках те штучки с проволочками из старого ящика для инструментов.
- Или уместнее было бы, - сказал аббат Аркос, - чтобы ты посылал за преподобным отцом настоятелем? Ты ведь у нас теперь такой знаменитый - еще бы, само провидение избрало тебя, а? - Он ласково улыбнулся.
- А? - вопросительно хихикнул Френсис. - О нет, мой господин.
- Ну-ну, не спорь. За одну ночь ты достиг вершины славы. Провидение посчитало тебя достойным обнаружить этот... - настоятель широко обвел рукой реликвии, лежавшие на столе. - Это барахло; если я не ошибаюсь, прежний владелец называл это именно так?
Послушник только беспомощно пыхтел и силился изобразить улыбку.
- Тебе семнадцать лет, и ты, очевидно, идиот, так?
- Истинная правда, господин настоятель.
- Какое можешь ты представить оправдание тому, что вообразил, будто призван служить религии?
- Никакого, мой господин.
- Ах так! Значит, ты не чувствуешь призвания служить Ордену?
- О... Я чувствую... - задохнулся послушник.
- Но у тебя есть оправдание?
- Нет.
- Ты, маленький кретин, я хочу от тебя объяснений. Так как объяснений нет, я считаю, что с этого момента ты должен отрицать и свою встречу в пустыне с кем бы то ни было, и находку этого... этого старого ящика с барахлом, и все остальное, что я слышал от других монахов. Это всего лишь больное воображение!
- О нет, дом Аркос!
- Что - нет?
- Я не могу отрицать то, что видел собственными глазами, преподобный отче.
- Хм. Значит, ты встретил ангела. А может, это был святой? Или не святой? И он показал тебе, где искать?
- Я вовсе не говорил, что он...
- И вот из-за него ты вообразил, будто получил истинное призвание? Этот... это... - могу я назвать его "существо"? - сказал тебе: "обретешь голос", пометил камень своими инициалами, велел тебе поискать там, и ты откопал эту рухлядь. Так?
- Да, дом Аркос.
- И как ты оцениваешь твое мерзкое тщеславие?
- Ему нет прощения, господин учитель.
- Ты возомнил о себе настолько, что даже свое непомерное тщеславие считаешь непростительным! - заревел настоятель.
- Мой господин, я всего лишь червь.
- Хорошо. Отрицай только встречу с паломником. Ты же знаешь, никто больше не видел эту личность. Насколько я понял, он шел по дороге, ведущей сюда. И даже сказал, что, может быть, остановится в монастыре. И спрашивал про монастырь. Все так? Но тогда куда же он исчез, если и в самом деле существовал? Такой человек здесь не проходил. Врат, дежуривший на дозорной башне, не видел его. А? Ты признаешь, что просто выдумал его?
- Если бы не та отметина на камне, которую он... Тогда, может быть, я и...
Настоятель закрыл глаза и тяжело вздохнул.
- Надпись действительно есть, хоть и едва различимая, - признался он. Может, ты сам ее сделал?
- Нет, мой господин.
- Ты признаешь, что выдумал старика?
- Нет, мой господин.
- Хорошо же, ты хоть понимаешь, что с тобой будет дальше?
- Да, преподобный отче.
- Тогда приготовься.
Дрожащими руками послушник подобрал полы туники, обернул их вокруг пояса и наклонился над столом. Настоятель достал из ящика толстую указку из орехового дерева, взвесил ее на ладони и резко ударил Френсиса по ягодицам.
- Благодарение Господу! - послушно отозвался Френсис, слегка задохнувшись.
- Ты передумал, мой мальчик?
- Преподобный отче, я не могу отрицать...
Бац!
- Благодарение Господу!
Бац!
- Благодарение Господу!
Десять раз была повторена эта простая, но мучительная литания; брат Френсис взвизгивал свою благодарность Господу за каждый обжигающий урок добродетельного смирения, что от него и требовалось. После десятого удара настоятель остановился. Послушник слегка раскачивался, стоя на цыпочках. Из-под сжатых век выкатилась слеза.
- Мой дорогой брат Френсис, - сказал аббат Аркос, - ты совершенно уверен, что видел того старика?
- Уверен, - пробормотал Френсис, мысленно приготовившись к продолжению экзекуции.
Настоятель Аркос пристально поглядел на юношу, обошел вокруг стола и, выругавшись, уселся. Некоторое время он сердито разглядывал клочок пергамента с перерисованными древнееврейскими буквами.
- Как ты думаешь, кто это был? - рассеянно спросил Аркос.
Брат Френсис открыл глаза, и слезы потекли по щекам.
- Ты убедил меня, мальчик, что ж, тем хуже для тебя.
Френсис ничего не сказал, но мысленно взмолился, чтобы нужда убеждать настоятеля в своей правдивости возникала не слишком часто.
Повинуясь раздраженному жесту аббата, юноша опустил тунику.
- Можешь сесть, - произнес настоятель уже нормальным, чуть ли не добродушным голосом.
Френсис подошел к указанному креслу, уже было сел, но вдруг сморщился и снова поднялся.
- Если преподобному отцу настоятелю все равно...
- Ладно, тогда стой. Я не собираюсь больше тебя задерживать. Ты можешь идти и заканчивать твое бдение.
Он умолк, заметив, что лицо послушника просияло.
- Ну уж нет! - отрезал Аркос. - Ты не вернешься на прежнее место! Ты поменяешься с братом Альфредом и близко не подойдешь к тем развалинам. Далее. Я приказываю тебе не обсуждать это происшествие ни с кем, кроме твоего исповедника и меня; хотя один Бог знает, сколько уже нанесено вреда. Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
Брат Френсис потряс головой.
- Вчера было воскресенье, преподобный отче, и от нас не требовалось хранить молчание; во время рекреации я и рассказывал все ребятам. Я думал...
- Да, а эти твои "ребята" сварганили очень миленькое объяснение, сын мой. Знаешь, с кем ты, оказывается, встретился? С самим Блаженным Лейбовицем.
