Геннадий Гор - Скиталец Ларвеф. Повести
— Нет, что вы! Я спал… В вагоне я сплю еще крепче, чем дома.
— А где ваш дом? — спросил я.
— Где мой дом? — повторил он и как-то странно, с веселой настороженностью посмотрел на меня. — Где мой дом? Пока мой дом тут, с вами под одной крышей.
— Пока… — спросил я. — Ну, а потом?
— Потом, — сказал он негромко, — я улечу на…
— Последнее произнесенное им слово показалось мне до того странным, что я не поверил своим собственным чувствам.
— На Звезду? — переспросил я.
Он не ответил, словно не слышал моего вопроса.
— На Звезду? — повторил я свой нелепый вопрос.
— Да, на Звезду, — ответил он. — Это в песне поется. Разве вы не знаете эту песню?
— Не знаю. Я в экспедиции был всю весну и все лето. В мое отсутствие, что ли, появилась эта песня?
— Возможно, что в ваше отсутствие, — ответил он. — Композитор написал музыку в связи с появлением одной книги. А поэт, известный поэт сочинил слова, — А вы слова не помните?
— Помню. Кто их сейчас не помнит! Но я без голоса. Да эту песню беспрерывно передают…
Он протянул руку и включил радиорепродуктор. Мужской чуточку мечтательный голос запел:
На Звезду, на Звезду
Улетел он, скиталец Ларвеф,
А в далекой Дильнее, милой Дильнее…
Не дав прозвучать песне, сосед выключил репродуктор.
— Надоело, — сказал он, зевнув.
— Сколько можно петь! Да и банально. Не тот мотив, и слова не те.
— А откуда вы знаете, что слова не те?
— Знаю, — ответил он тихо, почти шепотом, вложив в это краткое обычное слово какой-то особый, интимный, на что-то важное намекающий смысл.
Он замолчал. Молчал и я. В купе, кроме нас, никого не было. Две полки-нижняя и верхняя-пока были не заняты. Хотя неопределенное смутное чувство подсказывало мне, что нужно молчать, я заговорил.
— Какого мнения вы о той книге, которую только что читали? — спросил я.
— Эта книга вряд ли нуждается в моей оценке, — ответил он.
— Почему же, — возразил я, — каждая книга, так или иначе, оценивается читателем.
— Но ведь это необычная книга… Книга без имени автора… Известно только, что он не человек и родился не на Земле.
— Разве это так уж важно?
— А вы думаете! Языком этой книги разговаривает другая действительность, другой, чуждый вам мир, Слово «вам» он выделил интонацией, подчеркнул его смысл, словно между ним и мною зияла пропасть.
— А вам, — сразу спросил я, — вам не чуждый?
Он будто бы не заметил моего вопроса, а продолжал развивать свою мысль.
— Мир далекий, странный, хотя чем-то похожий на тот, в котором мы сейчас с вами находимся. Подчеркиваю, мир. Значит, оценивать нужно этот мир, а не стиль, то есть слова. Да и к тому же перевод довольно неточный. Переводила машина.
— Вы недовольны работой машины? — спросил я не без иронии в голосе.
— Недоволен.
— А кто вам дал право так категорически и безапелляционно судить? — спросил я с чрезмерной резкостью.
— Кто мне дал право? — ответил он спокойно. Не будем говорить о правах.
Смешно. Надеюсь, машина не обидится на критику. Не передан дух языка, а значит, дух мышления, неповторимый голос иной действительности.
— А откуда вам это известно?
— Известно, — ответил он тихо, но твердо.
— Вы специалист? Кибернетик? Лингвист?
— Это неважно, — сказал он уклончиво.
— Я же не спрашиваю вас, кто вы.
— Мне нечего скрывать, кто я. Я геолог, возвращающийся из экспедиции. Да это и без того видно по моему ватнику.
— Вполне допускаю, что вы геолог, и доверяю вашему ватнику. А вы допустите, что я учитель, преподаватель химии или математики.
— А почему бы мне в это не поверить, — сказал я. — Только вот разговариваете вы как-то странно, уклончиво.
Он промолчал.
— Меня, не интересует, кто вы. Вы пассажир. И этого с меня довольно. Меня интересовало ваше мнение о книге…
— О переводе?
— О переводе пусть судят специалисты. Да и они знают не так уж много. До смысла и содержания текста кибернетическая машина добралась чисто логическим путем. Консультироваться, насколько я себе представляю, было не с кем.
— Не с кем? — перебил он меня. — А с тем, кто эту книгу доставил на Землю… О нем вы забыли?
— Но он же неизвестен. Его не нашли.
— Плохо искали, потому и не нашли.
Я не вполне уверен, что он произнес именно эти слова. Возможно, они возникли в моем воображении.
— Вы думаете, что книгу эту кто-то доставил?
— Не сама же она прилетела, преодолев пространство и время. Изрядное притом пространство…
На этом и кончился наш разговор. Он оборвался вдруг, сразу, внезапно. Я смотрел на соседа и думал. Вот, думал я, человек, в котором произошла заметная и необратимая перемена. Еще год или два назад он был обычным школьным учителем, привязанным корнями к своему столетию. Но найденная мною книга вырвала его из его времени, выхватила, подняла над обыденной жизнью и приобщила к иной действительности и к иному опыту. Потому мне и показалась странной его манера говорить. Пребывая лето в тайге, я отстал от убежавшей вперед современности не на четыре месяца, а больше чем на век.
Сосед улегся на своей полке и вскоре уснул. Я тоже лег и тоже постарался уснуть. Когда я проснулся, в вагоне было уже светло. Сосед исчез. Полка испугала меня своей внезапной и абсолютной пустотой. Ощущение чего-то значительного, выходящего за пределы обыденного заставило тревожно биться сердце. Кто же был он, этот случайный спутник? И почему он так загадочно отвечал на мои вопросы, как бы намекая на особые обстоятельства, известные только ему одному?
Еще вчера я мог получить ответ на все эти вопросы. Но сейчас я мог спрашивать только самого себя.
Я протянул руку и включил репродуктор. Мужской мечтательный голос запел:
На Звезду, на Звезду
Улетел он, скиталец Ларвеф,
А в далекой Дильнее, милой Дильнее…
ТУАФ ЗНАКОМИТСЯ С ЭРОЕЙ, А ВЕЯД С ИНЖЕНЕРОМ TEEM
В этот день Веяд познакомил Туафа с Эроей. Пусть его спутник убедится, что эта Эроя не настоящая Эроя, а только искусное отражение той, что осталась в другой части Галактики. Может, Веяд это сделал, чтобы взглянуть на то, что называло себя Эроей, чужими глазами, увидеть со стороны, узнать что-то новое об этом странном существе.
Веяд следил за выражением лица Туафа, когда декоратор увидел бесформенный комочек вещества.
— Это не она, — сказал Туаф.
— А кто же?
— Не знаю кто. Но знаю — другое. Ты говорил с настоящей женщиной, а не с этим жалким кусочком вещества. Не оно же тебе сказало; «Я тебя люблю»!
