"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 10 (1970 г.)
Идти в дом не хотелось. Ночь выдалась на диво теплая и тихая - совсем особая ночь. Или Согору так казалось после многодневной битвы идей, в которой могучие умы, воля, страсти сшибались, как новоявленные рыцари на турнире, где зрителем стало все человечество?
Он свернул к роще. Пахучие ветви лип мягко касались сурового лица, скользили по серебру непокорных волос.
Рахманов - вот о ком думал он снова. Несколько раз он видел этого человека в доме своего старого друга Якова Крепова - директора Института психики. Ирония судьбы: Рахманов - один из любимейших учеников Крепова… Согору все никак не удавалось разузнать поподробнее о прошлом Рахманова. Тот появился в философии почти внезапно и вскоре завоевал популярность независимой смелостью своих идей. Один из немногих, он дерзал критически относиться к фундаментальным трудам Согора. И признанный миром, суровый гений иногда ощущал, что не находит достаточно метких аргументов, способных разрушить гибкие диалектические построения молодого соперника.
Сумрачная пропасть открылась внезапно у ног Согора. Внизу чуть слышно шумели волны искусственного моря. Цепляясь за кусты и траву, он стал спускаться. На крутизне кустик бурьяна ослаб под рукой - Согор лишь чудом не сорвался. Прижавшись к обрыву, так что влажные травинки коснулись разгоряченного лица, он осторожно нащупывал ногой опору.
Ему повезло: ниже оказалась узкая тропинка. Она тянулась за поворот кручи. Медленно Согор двинулся туда, надеясь отыскать место, удобное для спуска. Тяжелая глыба качнулась под ним. Он едва успел шагнуть вперед. Рискуя сорваться, добрался до поворота, перевел дыхание. Теперь он стоял на неширокой площадке, надежно укрепленной порослью молодого кустарника.
Под собой Согор увидал костер и людей возле него. Пламя скупо освещало их лица. Подняв головы, люди старались разглядеть, кто швыряет с обрыва комья. Согор поспешно отступил в тень. Не хватало, чтобы главу Высшего Совета застали за странным занятием - карабкающимся ночью по косогорам.
– Конечно, камень сорвался, - громко молвил кто-то у костра. Согор замер, узнав насмешливый голос своего внука Марка. Давненько они не виделись! Два года назад между ними произошла ссора. Мальчик надерзил деду: тот не хотел отпустить его в школу астронавтов. Разве не достаточно было двух жертв ненасытному космосу из семьи Согора - родителей Марка? Кроме того, внук рос взбалмошным парнем, не сумевшим пока обнаружить призвания к какому-либо серьезному занятию. По-своему умный, даже талантливый, он устремлялся сразу в десятки направлений, переменил несколько профессий - и разочаровался во всех.
С затаенной горечью он бывало шутил над собой: «Типичный пустоцвет, как и положено быть потомку гения! Дед похитил у нашего рода всю мыслительную и деятельную энергию вплоть до десятого колена вперед…» Занимаясь в избранной школе, он через год позвонил Согору и сказал: «Ты должен меня понять и простить». «Должен?» - укоризненно переспросил Согор. Смущенный внук ретировался с экрана. Потом они кое-как помирились, но Согор оставался суровым к Марку, а в душе надеялся, что «астронавтическая блажь» рано или поздно тоже испарится из его головы.
– Дедушка вернется не раньше чем станет известно о результатах Плебисцита, - долетел снизу другой голос - единственной и любимой внучки Согора Оли, заботливой хозяйки его пустынного жилища.
– Как трудно переживает он бесконечные распри, озлобленные споры о Харнаре! - продолжала она. - Если бы вы знали, вы оба не были бы так беспощадны.
– Ах, оставь! Ты рассуждаешь чисто по-женски, - упрямо возразил Марк сестре, продолжая начатый раньше спор. - Как могли наши быть на Харнаре безучастными, если против диктаторов поднялись почти все города и население большинства провинций! Имеем ли мы право называть себя людьми коммунизма, если земные принципы справедливости и гуманности утрачивают на Харнаре силу только оттого, что это «чужая» планета и другая цивилизация?
– Что же ты прямо не скажешь об этом дедушке? - возмутилась Оля. - Чего-чего, а предательства за спиной он никогда не ожидал.
– Предательства?! - насмешливо воскликнул Марк. - Но знай же, что в тысячу, в миллион раз хуже предательство, которое мы совершаем нашей «благоразумной» политикой невмешательства в судьбу харнарцев! Хотим все предоставить «естественному» течению событий! Боимся лишить иное человечество его собственной истории? Но какой истории? Разве непременно Харнар должен пройти через все муки исторического ада, чтобы стать цивилизованным, свободным? Разве они не вправе рассчитывать на нашу помощь? Ведь это мы, «сыны звезд», рассказали многим из них, что рабство не единственное и не вечное общественное состояние, что есть голубая планета, где люди свободны, добры, великодушны и высшая радость для любого - посвятить себя борьбе за счастье других людей.
– Счастье!… Это счастье, что дедушка не слышит тебя сейчас! - отвечала Оля. - Своей неразумной дерзостью ты снова заставил бы его страдать.
Согор не мог больше оставаться в укрытии. Сегодня поистине день невезения и глупостей! Сперва - нелепый инцидент в Южном парке, а теперь пришлось подслушать чужие секреты. Он шагнул к краю площадки, чтобы окликнуть спорящих. Но в эту минуту взгляд Согора скользнул по лицу того, кто сидел между Марком и Олей и пока что молчал. Кажется, кто-то знакомый? Оля, словно уловив мысль Согора, обратилась к этому человеку:
– Ваше влияние, Андрей! Горько, что именно вы… настраиваете Марка против дедушки.
В ее упреке прозвучали неведомые прежде Согору, поразившие его интонации.
– Оля, вы ошибаетесь, - взволнованно, но мягко ответил тот, кого она назвала Андреем. Рахманов! Зачем он явился сюда?
Согор припомнил, что внук не раз говорил ему о своей дружбе с Рахмановым, с которым познакомился у Крепова. Так вот отчего Марк сделался таким колючим в последние два года! Оля права: это влияние вождя «неистовых».
– Вы неправы, полагая, будто я настраиваю Марка против его великого деда, - продолжал Рахманов. - Ваш брат сам способен разобраться во всем. К тому же Согор - говорю вам от чистого сердца - всегда был для меня идеалом человека.
– Как понять вас? - Оля недоуменно подняла на него глаза. - Ваши язвительные речи… Каждое их слово направлено против требований Согора не вмешиваться в дела харнарцев.
– Сколько себя помню, я любил Согора как нашего духовного вождя, - отвечал Рахманов, - но когда стал замечать, что смелого мыслителя вытесняет расчетливо-холодный политик… Не сердитесь! Согора надо спасти от него самого - вот какие слова услыхал я однажды. А Марк прав: мы рассказали рабам Харнара о Земле. Теперь там восстание. И наше место там.
