Майкл Коуни - Бронтомех !
С экрана смотрела девушка ошеломляющей красоты.
Не успел я мысленно поздравить телегазету с тем, что они наконец-то правильно выбрали приоритеты, как до меня дошло, что девушка говорит о хедерингтоновском проекте. Тогда я попытался сосредоточиться на словах.
В общем, Организация собиралась выплатить "планете Аркадия" денег. Сумму такую огромную, что я тут же забыл ее; знаете, как это бывает с рядом нулей, разбитых на тройки. В голове немедленно возник интригующий вопрос: кому достанутся эти деньги?
Девица улыбнулась, словно обсуждала стоимость своих покупок в магазинах.
- Эта сумма будет внесена в Банк Вселенной, - сказала она, - и будет передана Всеаркадийскому Совету через пять лет, когда "Хедерингтон Организейшн", лишая себя многих выгод, вернет Аркадии прежнее состояние.
Что сделает Всеаркадийский Совет с такими деньгами? Потратит, надо думать. Я догадывался, кто первый их получит. Местному художнику закажут огромную статую Хедерингтона, которую воздвигнут в Премьер-сити на площади Совета. Затем начнется строительство Хедерингтоновского музея и Художественной галереи, которое превысит смету на четыреста процентов. После чего Верной Трейл и Потомки пионеров получат грант на развитие местных искусств и ремесел, которого им хватит, чтобы танцевать всю оставшуюся жизнь.
Остальное уйдет в центральные фонды. Рядовые жители никогда не увидят этих денег.
Некоторое время я смотрел на девушку, более интересуясь ею, чем продажей планеты. Девушка приятно улыбалась, сознавала, что приятно улыбается, и пользовалась этим - особенно когда нужно было сказать что-то неприятное.
- Естественно, Организация не выкладывает денежки просто так, продолжала она с улыбкой. - Мы, к примеру, сохраняем за собой право отчуждать частные земли там, где это понадобится для общественного блага. Однако это право будет применяться, уверяю вас, совсем не часто. С другой стороны, мы всем дадим работу. Насколько я понимаю, сокращение населения уже вызвало проблемы. Конечно, в первые годы, пока мы будем бороться за возврат к процветанию, жалованье у всех будет скромным. Зарплата составит только прожиточный минимум - но на счетах работающих будет расти безналичный фонд. Вместе это составит нормальную зарплату и одновременно станет возмещением капитала, который Организация вложит в планету.
При этом девушка ослепительно улыбнулась, и я пропустил дальнейшее, пытаясь разобраться в услышанном. Я чуял, что дело нечисто. Что, собственно, пыталась протащить Организация? Неужели они заставят нас работать задаром?
Я порылся в поисках проспекта, который раздавали на конференции, но не мог вспомнить, куда его засунул. Когда я вернулся к телегазете, девица уже заканчивала речь. Я понял, что больше не доверяю ей, и что ее улыбки вымученные и фальшивые. Она и наполовину не была такой красивой, какой показалась мне вначале.
В этот день в "Клубе" должно было состояться собрание. Я решил, что съем ленч там, а заодно узнаю первую реакцию людей на свежие новости.
В "Клубе" еще никого не было, так что я отправился на кухню, где хозяйничал Чукалек. Я справился о его здоровье - у него нередко текла кровь из носа - и выразил соболезнование по поводу всего лишь пятого места в гонках. Он бросил на меня быстрый нервный взгляд; пальцы его шевелились.
Я вспомнил, что Чукалек страдает еще и нервами. Это не очень заметно, пока он хлопочет на кухне: чистит картошку, лихо - на страх врагам - рубит мясо, шинкует лук, печет хлеб...
Впрочем, при выпечке хлеба как раз и проявляется этот психосоматический недуг.
Чукалек месит тесто с увлечением, даже с жадностью. При этом он монотонно мычит под нос какую-то мелодию - все громче и громче. И все мнет, мнет, лихорадочно двигая локтями - он никогда не пользуется имеющейся на кухне прекрасной тестомешалкой. Мычание превращается в торжествующую победную песнь, когда Чукалек начинает в неистовстве шлепать на стол готовое тесто. Потом он наконец приходит в себя, хлопает рукой по лбу и принимается рвать бледную бесформенную массу на куски, придает им форму булочек, раскладывает их аккуратными рядами на противень и сует в печь.
Однако один кусочек он всегда оставляет; весь вечер и весь следующий день он таскает этот комок с собой, постоянно терзая его, как эспандер. Тесто постепенно темнеет и к следующему замесу по цвету напоминает испеченный хлеб. Тут Чукалек заменяет его новым.
Он ужасно смущается, когда об этом спрашивают, раскрывает кулак и смотрит на него удивленно, потом прячет левую руку с глаз долой в карман и держит ее там до конца разговора. Рука, между тем, продолжает скрытными неприличными движениями разминать в кармане тесто, от чего несчастный собеседник то и дело бросает на нее украдкой тревожные взгляды.
- Что ты думаешь о договоре с Хедерингтоном? - спросил я Чукалека.
Он моргнул; его левая кисть сжалась.
- А, ничего не изменится.
- Подожди, ты же слышал об их условиях. Многим это не понравится.
- Только не мне. - Чукалек улыбнулся. - Они, значит, будут забирать у людей землю - ну, а у меня ее нет. Вот у Эзры Блейка есть. А еще они хотят мало платить. Ну, так "Клуб" и сейчас не больно мне платит. Вот Ральф Стренг - тот зарабатывает...
Мы еще немного поговорили на эту тему, и я почувствовал, что недооценил шансы договора. Сколько еще таких чукалеков будет голосовать на референдуме, и его исход решит не разумный эгоизм, а зависть.
У каждого из нас настает в жизни момент, когда осознаешь, что достиг своего потолка и выше уже не поднимешься. После этого можно лишь опускать других до своего уровня.
Расстроенный, я перешел в бар, где Джон Толбот как раз наполнял стаканы первой группы посетителей, каковая состояла из Ральфа Стренга, его жены, Алисии Дежарден с лошадиным лицом и его преподобия Энрико Бателли. Я заказал пиво и присоединился к ним. Они обсуждали регату - приятная тема после Хедерингтона и его Организации. Вскоре к нам присоединились Суиндоны, Мортимор Баркер и другие постоянные посетители.
Баркер и Стренг уже помирились; эпизод награждения рассматривался теперь в ином свете.
- Просто это был чертовски хороший материал, - гремел Баркер, и стакан с пивом казался крошечным в его огромной лапище. - Я лично, Ральф, ничего против тебя не имел. Но все видели, что произошло в том заезде, и ты выглядел мерзавцем. Моя задача как рекламного агента - давать публике то, чего она хочет. Когда с красивым молодым героем в финале произошел несчастный случай, ей понадобился негодяй, которого можно за это ругать.
Стренг улыбнулся.
- Между прочим, Морт, по твоим меркам, я, возможно, и в самом деле негодяй. Но это неважно. Скажи-ка лучше, почему ты дал мне сорваться с крючка?
