Игнатий Кларк - Бумажные войны (сборник)
Но тот же Вильям Лекью, заметив, что сеять страхи против франко-русского нападения неправильно и не столь популярно, как указывать на немецкую опасность, спустя 12 лет после издания первой книги, написал вторую: «Нападение 1910 г.» («The Invasion of 1910»). В этой книге нападающими уже являются немцы. По фабуле вторая книга почти тождественна с первой, разница лишь в подробностях и обстановке. И тут сначала немцы побеждают, берут Лондон, разбивают флот, но потом колесо фортуны поворачивается: англичане в Лондоне и других городах объединяются в лиги защиты отечества, немецкие войска уничтожаются отдельными частями; немецкий главнокомандующий в Лондоне видит себя и свои войска окруженными враждебными силами и ищет возможности для мирных переговоров. Однако, в книге «Нападение» победа для Англии не так полна, как в «Большой войне». Германия все же выигрывает, она присоединяет Голландию и Данию, в то время как Англия остается ни с чем, без контрибуции от немцев и без новых захватов.
Решающее сражение англичан с русско-французской эскадрой. Русский флагман «Александр II» взлетает на воздух. Рис. из книги У. Лекье «Великая война в Англии 1897 г.».
И этот недостаточно блестящий конец войны для Англии, очевидно, нарочно придуман Лекью, чтобы иметь право прочесть этот маленький урок на последней странице своей повести.
«Озираясь на эту печальную для англичан страницу истории, — рассуждает автор, — какой-нибудь будущий Фукидид признает декрет провидения не совсем незаслуженным. Британскую нацию предостерегали от опасности, а она не обращала внимания. Она имела перед собою два урока в первые годы двадцатого века: войну в южной Африке и дальневосточную. Она видела, что значит быть плохо подготовленной, и все же пожалела денег на армию и флот… Нация вовсе не интересовалась военным делом, а потом, в час испытания, она же возмущалась, что защита так слаба. Когда же успех был достигнут, то уже было слишком поздно, и без большой британской армии, способной продолжить войну в стране неприятеля и, таким образом, заставить его подписать удовлетворительные для Англии условия мира, достигнутого успеха использовать в полную меру уже нельзя было».
Неизмеримо большее впечатление на умы англичан имела, однако, драма «Очаг англичанина» («Аn Englishman’s Нomе»), успех которой, пожалуй, далеко превзошел и литературный успех «Битвы при Доркинге». Что драма имела задачей пропаганду военной подготовленности нации, а не исключительно театральные цели, видно уже из того, что автор ее выступил под псевдонимом «Патриот», а не под собственным именем Джеральда Дюморьера[24]. Но, конечно, и без подчеркивания «патриотизма» ее автора, содержание драмы достаточно ясно выдвигает главную сущность ее. В «Очаге англичанина» дается лишь как бы версия последних страниц «Битвы при Доркинге». Драматург рисует не сражения в холмах Доркинга и не походы, а тот момент, когда высадившаяся внезапно на английский берег неприятельская армия уже занимает «очаг англичанина» и начинает в нем хозяйничать. И автор «Очага», как и автор «Битвы», не называет прямо неприятеля немцем. Неприятель в пьесе «Очаг» известен под именем «Nearlander» (сосед или, точнее, «ближнестранец»), а страна его Nearland (ближняя земля). Но подобно тому, как в рассказе Чеснея подразумеваемая Германия выдается несколькими немецкими фразами, так и в драме Дюморьера настоящая подразумеваемая национальность выступает одним или двумя мелкими штрихами. Во всяком случае, публика, ходившая на представления «Очага», была уже отлично подготовлена и знала, что в лице «ближнестранных» офицеров и солдат она имеет дело не с кем-либо другим, как с немецким десантом.
Сила и значение драмы Дюморьера, ее несомненная убедительность состояла в том, что в ней было много искренности и правды помимо целей пропаганды. Желая показать англичанам возможные плоды их беспечности и их недостаточной подготовленности к защите от внезапного нападения, автор для лучшего эффекта изобразил ту пустоту и легкомыслие, которые господствуют в буржуазных семьях, привыкших к лени и роскоши. Вместо того, чтобы думать об интересах родины и проводить свои досуги в военных упражнениях, принимать участие в волонтерной армии, учиться стрелять и защищаться, почти все члены изображаемой им семьи заняты глупыми домашними играми, разгадыванием ребусов и футбольными или лошадиными состязаниями, на которых они присутствуют лишь как бесполезные зрители. Благодаря этому, когда гроза разражается и неприятель действительно неожиданно оказывается в пределах Англии, этот класс людей теряется, ничего не знает, что предпринимать в защиту своего очага, и единственным спасением является его небольшая регулярная армия, для которой он раньше жалел денег. Сам глава воображаемой семьи может только гордо говорить о неприкосновенности его собственности и его личности, не умея защищать их с оружием в руках, и, хотя с большим достоинством, как подобает гордому англичанину, но должен умереть от расстрела, направленного на него «ближнестранцами».
Таковы наиболее выдающиеся сочинения изящной литературы в Англии, ставившие себе задачей не столько цели искусства, сколько обращение читателя в человека, верующего в опасности, в угрозы извне, в необходимость быть наготове.
Г. Дюморье, «Очаг англичанина». Сцена из спектакля (1909).
Кроме этих повестей и драм, были, конечно, и другие, которые смутно навевали на читателя мысли о неизбежности конфликта с Германией или другими государствами. Таковым, например, был знаменитый роман Уэльса «Война в воздухе». Если читатель помнит, газетные плакаты, предвещавшие «войну в воздухе», совершенно не упоминают Франции, России или другой страны, кроме Германии, Японии и Соединенных Штатов, Берлина и немцев. Но каждому, познакомившемуся с романом Уэльса, ясно, что в нем дело идет не о возбуждении шовинизма, а скорее о бесцельности и безумии войн вообще. Вся мораль романа как бы резюмируется на последней странице его, в нескольких словах старого Тома Смолвея, который на замечание мальчика, что пора бы было кончить войну, отвечает: «Да ее и начинать не следовало бы. Но люди были горды. Все им было нипочем, все они были переполнены спеси и тщеславия. Пожирали много мяса и много пили. Уступать — никогда! А после уже никто уступок не просил. Никто, никто… Как хотите, но ее никогда не следовало начинать».
IVПублицистика английская не только не отстала от беллетристики, но, как и можно было ожидать, значительно обогнала ее в своем усердии возбуждать международные подозрения и опасения. Как на примере, мы опять остановимся лишь на наиболее известных представителях этого направления.
