Стас Иванов - Организм 2.0
По завершению тренировки Долин отыскал спрятанный им в лесу рюкзак и, накинув на разгоряченное тело теплую, верхнюю одежду, отправился в общину. К этому времени столовая почти опустела – за рядами длинных столов, заставленных грязной посудой, сидело не больше десятка человек. Миски и тарелки были вылизаны чуть ли не до блеска, однако по витавшему в помещении запаху Долин мгновенно определил, что сегодня на завтрак тушенная капуста. На обед и ужин, скорее всего, тоже будет капуста.
Беззвучно выругавшись, Алексей проследовал к стойке и, порывшись в рюкзаке, достал клочок бумажки с проставленной печатью датой – 29. 09. 2026 и оттиском подписи Акимова. Талон отправился в карман на фартуке пожилой буфетчицы, взамен Долин получил тарелку, кружку и ложку. Вооружившись поварешкой, буфетчица почти по локоть запустила руку в высоченный чан – один из десятка – и принялась выскребать остатки завтрака. Остатков набралось на две полные поварешки.
— Ну что ж ты, милок, – посетовала буфетчица, вытряхивая в тарелку прилипшую к поварешке капусту, – вечно приходишь последним? Вот и достаются одни объедки.
Молча выслушав дежурные упреки, Долин дождался, пока буфетчица не плеснет ему в кружку остывшего компота, и отправился за стол. Усевшись подальше от компании из трех мужчин, что‑то горячо обсуждавших, Алексей, стараясь не жевать, как можно быстрее проглотил свой завтрак. Вкус был мерзким, пришлось приложить все силы, чтобы прикончить всю порцию и при этом удержать еду в себе. Но делать было нечего – любая пища во благо. Поддержание физической формы забирает много энергии, нельзя упускать ни единого шанса восполнить ее недостаток. Да и не то шло время, чтобы строить из себя гурмана. Первая зима, когда пришлось пару раз питаться дождевыми червями, навсегда избавила Долина от брезгливости.
Залпом осушив кружку компота, Алексей избавился от отвратного привкуса тухлятины во рту и побрел искать Савельева.
Инженера удалось отыскать на капитанском мостике парома. Развалившись на вращающемся офисном кресле, накинув поверх пальто плед, Савельев попивал отвар петрушки.
— И как тебя не тошнит от этой гадости, – пожаловался Долин, обменявшись с инженером рукопожатием.
— Полезно же. И знаешь, как отбивает чувство голода? Одна кружка – и жрать не хочется до вечера.
— Ну ты и извращенец, – ухмыльнулся Долин. – Ладно, давай сюда рацию.
— Вон она. – Савельев указал на черную коробочку рации с дисплеем и выносным спикером, лежавшей на столе вместе с автомобильным аккумулятором. – А рядом ее батарейка.
— Да ты издеваешься!
— Не–а. Больше запитать нечем.
— Ши–икарно, – протянул Долин.
— Ага, поэтому я пойду с тобой.
Долин поморщился.
— Как‑нибудь обойдусь.
— Эй–эй, почему мне нельзя с тобой? – возмутился Савельев. – Я не маленький, проблем со мной не будет. Вдобавок это я попросил тебя сходить на северную вышку, поэтому тащить аккумулятор должен я. И мне тоже хочется узнать, что за сигнал я ловлю.
— Черт, Вася, занимайся лучше своей работой. Десять километров по лесу с грузом – это тебе не в соседний монастырь сгонять.
— Вот всегда так, – проворчал Савельев. – Как выбраться с тобой в Сортавалу – нельзя. Как помочь тебе дотащить аккумулятор – тоже нельзя. Гад ты, Леша.
— Ты просто сам не понимаешь, о чем просишь, – заметил Долин и философским тоном добавил: – Всем людям свойственно переоценивать себя и свои возможности.
— Ты не исключение, – буркнул Савельев. – Как ты собираешься в одиночку дотащить аккум до вышки? Он весит десять кило. Что, самый здоровый здесь?
Долин пожал плечами.
— Ну, всегда можно сделать переноску.
Шагая по неприметной лесной тропинке, поднимающейся в высокий холм, Долин ненавидел всех и вся. В кедах противно хлюпало, провода больно врезались в шею и плечи, а от аккумулятора, при каждом шаге постукивающего его по животу, на теле давно появился огромный синяк. Но синяк – ерунда, самое гадкое, что аккумулятор перепачкал новенькую одежду маслом.
Впрочем, кое‑что все же внушало оптимизм – между частоколом деревьев уже мелькал просвет, и до вышки оставалось всего ничего. Нужно было лишь зайти в холм, резко обрывающийся прямо в воду, и десятикилометровой прогулке по лесу конец.
Тяжело пыхтя, отдуваясь, Долин дошагал последнюю сотню метров вверх и, морщась, снял с шеи и плеч перевязь с аккумулятором. Глянул на вышку: несмотря на то, что ее давно забросили, она выглядела как в последний, год назад, визит сюда. Лишь обтесанные жерди, расположенные крест накрест в три яруса, посерели и подсохли. Во всем же остальном строение казалось идеальным и сильно отличалось от кривых, шатающихся от ветра вышек рядом с общиной. Но ее хорошему состоянию было объяснение – сразу за водой находилась Сортавала, и возможного нападения протистов ждали именно в этой точке. В связи с этим вышку строили капитально, на десятилетия. Три года на ней круглосуточно дежурило не меньше двух человек, однако мертвецы так и не явились, пост сняли, а вышку забросили. Единственным человеком, кто изредка приходил к ней, был Алексей.
Переведя дух, Долин просунул руку через провода переноски, повесил аккумулятор себе на плечо и принялся карабкаться по лестнице.
Забравшись на крытую обзорную площадку, он достал из рюкзака рацию и моток провода, положил рацию на табурет и соединил клеммы на аккумуляторе с огрызками торчащего из рации провода. Щелкнул кнопкой питания – и зелененький дисплей загорелся, вспыхнув множеством цифр. Повращав ручку, Долин нашел нужную частоту – частоту, зарезервированную для передачи сигнала бедствия.
Взяв спикер, он без надежды на ответ сказал:
— Мэйдэй, мэйдэй, мэйдей! Меня кто‑нибудь слышит?
В ответ – шипение эфира.
Повторив сигнал бедствия несколько раз, Долин бросил спикер. Оставалось лишь ждать, когда в обещанное Савельевым время появится таинственный радиосигнал. И до этого времени – Долин глянул на наручные часы – было еще целых полчаса.
Зевнув, Долин оперся на перила и уставился в даль. Прождать полчаса было для него плевым делом. Он всегда умел абстрагироваться от реальности. Прочь все мысли – они только мешают, из‑за них становится скучно. Не нужно пытаться понять, что видишь, что слышишь и что чувствуешь. Нужно просто раствориться в мире – смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать, чувствовать кожей ветер, но не бороться с ним, а позволить ему обтекать тебя. Абсолютная гармония с природой. Словно плывущий в бурной горной реке листик. Если бороться с течением – обязательно разобьешься о камни. Если расслабиться и позволить реке нести себя – однажды тебя выкинет на берег. Целым и невредимым. Как уже не раз выкидывало Алексея – из среды протистов обратно в общество людей.
