Владимир Михайлов - Люди Приземелья
Ничего, утешил себя Кедрин. Все равно, сейчас разговора не вышло бы. Ирэн сидит рядом с Велигаем. Велигай делает вид, что вовсе не заметил появления Кедрина в салоне. Вообще, кроме Холодовского, единственным, кто обратил внимание на Кедрина, был Гур. Он оглянулся и чуть прищурил глаза.
— Дисциплина погибла в дебрях Архипелага, — пробормотал он.
— О! — осуждающе произнес Дуглас и покачал головой.
— А что? Человек тем и отличается от животных, что обладает способностью иногда поступать нелогично и отклоняться от однажды принятой системы поведения, — назидательно заявил Гур. Он поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и начал было что-то относительно логичности инстинкта. Никто не поддержал беседы, и Гур умолк, обиженно проворчав напоследок: — О люди, люди, о побочный продукт синтеза ядер гелия!..
Кедрин глубоко вздохнул. Ему вдруг показалось, что вот-вот начнутся какие-то совершенно необычные и очень важные события.
Однако это было не совсем так.
Людям свойственно думать, что события лишь надвигаются, и, сдерживая участившееся дыхание, ждать их начала, в то время как события уже окружили людей со всех сторон, уже прочертили в пространстве-времени свои, пока еще невидимые, трассы, и нужно не ждать их, а лишь разглядеть и приготовиться встретить во всеоружии воли и разума.
Но понимание этого дается опытом. Пока же его нет, человек может просто откинуться в кресле и ощущать, как медленно исчезает Ускорение и тело становится все легче, потому что глайнер «Зеленый прыгающий кузнечик» стремительно приближается к вершине своей баллистической кривой, к точке, откуда начнется его медленное падение на землю. Человек может украдкой (чтобы не показать, что на такой машине он, как ни странно, летит впервые) оглядеть кабину, в общем ничем не отличающуюся от салона самого обычного вакуум-дирижабля или внутриконтинентального лайнера, делающего не более трех тысяч километров в час. Только кресла стоят на каких-то постаментах, аккуратно прикрытых потертыми ковриками. И меньше иллюминаторов. И сами они очень малы.
Человек может поэтому включить экран на спинке переднего кресла и любоваться россыпью облаков далеко внизу и медленно ползущим чуть выше облаков тяжелым транспортом с короткими, вынесенными в самый хвост крыльями. Можно смотреть на бодро встающее на западе солнце, которое движется куда медленнее, чем глайнер. Но лучше всего — сидеть и слушать, о чем разговаривают пятеро, расположившиеся в креслах чуть впереди. Хотя это вряд ли можно назвать разговором. Скорее, это общее молчание на одну тему, молчание, из которого изредка складываются отдельные фразы.
— Не пойму: почему Лобов сообщает о четырех месяцах? Энергии все же должно хватить на пять — пять с половиной…
— Их догонит Трансцербер.
— Все-таки они нашли Трансцербер, — сухо сказал Холодовский. — Герн будет торжествовать. И произносить свое любимое: «Я же говорил…»
— Герн не будет торжествовать. Он станет рвать остатки шевелюры и стремиться туда, чтобы пожертвовать собой для спасения этих восьми.
— Жертвы их не спасут.
— Как знать?
— И все-таки, они счастливы. Нашли планету!
— Только бы она не нашла их, мой категоричный друг!
И вновь тихо, и можно смотреть на любого из пятерых: на Велигая, который опять будто окаменел в своем кресле, так что непонятно: спит он, или думает, или просто отдыхает, расслабив мускулы тела и отключившись от всего; на Ирэн подле него — она, широко раскрыв глаза, глядит куда-то вдаль: в прошлое? в будущее? Кажется, иногда ей хочется оглянуться, но как узнать, правда ли это или только кажется?
Гур сидит, задумчиво выводя пальцем на выключенном экране какие-то фигуры, причудливые линии, в хаосе которых угадываются закономерность и ритм. Холодовский вложил в ухо капсулу приемника и слушает передачу. Дуглас только что успел, вопреки нормам поведения, разобрать на ладони такую же капсулу и теперь критически разглядывает на свет какую-то, едва видимую простым глазом деталь.
И вот, оказывается, можно смотреть на все это — и не разглядеть событий. Не увидеть их даже в хрусткой ленте фотограммы. Человек, показавшийся из пилотской кабины, тронул Велигая за плечо, протянул ему эту ленту и неторопливо удалился. Он шел по проходу между креслами, насвистывая, дирижируя указательным пальцем.
Велигай прочитал фотограмму, не сделав ни одного движения сверх необходимых для того, чтобы взять ленту и развернуть ее. Никто из остальных не повернул головы. Похоже, что крайне нелюбопытны были они, хотя уже сам факт сообщения на борт «Кузнечика» был многозначителен: нащупать глайнер в полете направленным лучом по-прежнему оставалось не такой уж легкой задачей.
Прочитав ленту, Велигай аккуратно свернул ее, сунул в карман комбинезона и застегнул карман. Затем он легко поднял из кресла свое угловатое, сутулое тело.
— Что-то непонятное; нелепое сообщение, — сказал он, обращаясь ко всем сразу, и все головы повернулись как по команде. — Коротко и неясно. И угораздило меня потерять микро. Оказывается, меня еще целые сутки после этого пробовали вызывать… Потерял жетон. А в фотограмме много ли напишешь? Какой-то запах появился. Что это может означать?
— Напутали, — сердито произнес Холодовский. — Мало ли у нас путаников?
— Пишут: есть одна жертва.
— Жертва запаха? — удивился Дуглас. — О нет, это неправдоподобно. Если это не запах спиртного, разумеется.
— Надо торопиться, — сказал Гур. — Разберемся на месте. Вы же знаете, какие случаются неожиданности. Может быть, нечто есть и в этой нелепице?
— Гур верен себе, — усмехнулся Холодовский. — Скажи ему, что мухи съели солнце, и он ответит: а что, возможно, в этом есть нечто…
— Где мы возьмем корабль? — спросила Ирэн, и это был наиболее деловой вопрос.
— Я сейчас думаю об этом, — сказал Холодовский. Слова прозвучали так значительно, словно корабль уже нашелся.
— Это несложно, — сказал Велигай. Он нагнулся к полу, как будто нужный им для полета в Приземелье корабль укрывался под креслом. Затем распрямился и взглянул на Кедрина.
— А что же с вами? — вслух подумал он. — Ну ладно, там перебросим вас по адресу на грузовике.
Кедрин не успел собраться с мыслями для ответа, а Велигай уже двинулся по направлению к пилотской кабине. Шаги его были широки и уверенны, словно он ступал по полу своей комнаты. Он отворил дверь к пилотам и не закрыл ее за собой — возможно, затем, чтобы потом не пересказывать остальным содержание разговора.
Так и не придумав, что ответить, Кедрин лишь усмехнулся про себя: Велигай шел к пилотской кабине с видом пирата, ведущего свой корабль, чтобы сцепиться с жертвой и взять ее на абордаж. Сравнение было нелепым; но, как сказал бы Гур, что-то есть даже и в таком сравнении.
