Игорь Росоховатский - Прыгнуть выше себя
Петя воображает себя капитаном на белом лайнере, рассекающем изумрудные волны. Впереди синеют и зеленеют берега Австралии…
— Эй, сын Маклая, пора на берег, — слышится негромкий голос Штыря из-за открывшейся двери.
Пете приходится вернуться в каюту, где Робинзон поспешно собирает и складывает в рюкзак остатки снеди. По шатким сходням он идет на берег, инстинктивно стараясь держаться поближе к Дираву, а Робинзон неотступно следует за ним, ни на секунду не упуская из виду. Вскоре Петя с удивлением обнаруживает, что они удаляются от порта.
Снова тянутся с двух сторон улички справные дачньх домики и заборы, веет запахом дыма и чего-то печеного, вплетается, как главная нота, запах кофе.
— Куда это мы? — спрашивает Петя у Штыря.
Тот не слышит, занятый своими мыслями.
За него отвечает Робинзон:
— На станцию, шкет. Рвем когти на товарняке.
— На поезде? А как же Австралия? — останавливается Петя.
Прежние сомнения пробуждаются с новой силой. Робинзон хватает его за шиворот, толкает в спину:
— Счас не до фиглей-миглей! Ступай!
Почти все приказы, даже родительские, вызывали в Пете протест. А тем более, когда приказывает Робинзон, да еще в подобных выражениях.
— Отпустите меня! Не хочу с вами!
— Негоже ссориться, сын Маклая, — говорит «капитан». — Нам надо слинять без лишнего шума.
— Линяйте, а я не хочу!
— Не хочешь — захочешь, — багровея от ярости, шипит «боцман» и силой тащит мальчика.
Петя пытается закричать, но Робинзон, как когда-то, закрывает ему рот своей лапищей, приговаривая:
— Спятил, шкет? Хочешь всех засветить?
— Э, нет, так поступать не следует, — раздается голос Дирава. — Нельзя подавлять волю человека!
Он разводит руки «боцмана» так легко, будто тот не оказывает никакого сопротивления, и высвобождает Петю.
В одно мгновение «капитан» выдергивает руку из кармана. В ней — пистолет. Он щелкает предохранителем и направляет пистолет на Дирава. Но еще быстрее, чем палец Штыря успевает нажать на скобу, Дирав легонько ударяет его по руке. Пистолет вылетает из нее, выстрелив, пуля попадает в забор, брызгают мелкие щепки.
— А могла бы попасть в тебя, — спокойно говорит Дирав.
— В тебя! — Глаза Штыря белеют от бешенства.
— Я уже все сказал, разве не понял? — убежденно твердит Дирав.
— Он чокнутый! — не решаясь заорать в полный голос, шипит «боцман» и тянется к пистолету.
— Оказывается, вы нехорошие люди, — с раздумьем заключает Дирав, отбрасывая ногой опасную игрушку подальше. — Видно, правы были милиционеры…
— Поздно исправлять, придурок, — презрительно сквозь зубы цедит Штырь, отступая.
— Почему поздно? — удивляется Дирав. — Я сам доставлю вас в милицию, если Петя не возражает.
— Не возражаю, — откликается мальчик.
— Попробуй! — Штырь достает нож.
Дальше все происходит как в кинобоевике. Нож летит в одну сторону, Штырь — в другую. «Боцман» пытается бежать, но Дирав ловит его. Робинзон отбивается, сначала пытаясь провести какие-то приемы, затем молотит руками и ногами куда попало, а Дирав несет его под мышкой, как несут расшалившегося мальчонку, хотя «мальчонка» покрупнее его самого. Штырь не успевает выйти из шокового состояния, как с него уже снят брючный ремень, связан с ремнем «боцмана», а затем Дирав связывает их владельцев, словно двух подстреленных уток. Нож и пистолет он кладет в чемодан, унесенный Штырем с дачи.
— А ведь исход был предрешен заранее, — с легким упреком, но вполне миролюбиво говорит Дирав. — Вы уже знаете мои возможности. Остальное могли бы рассчитать.
— Не все рассчитаешь, — цедит сквозь зубы Штырь, сверля ненавидящим взглядом победителя.
— Отчего же? Прежде чем приниматься за любое дело, следует рассчитать все варианты.
Он говорит это с непробивной убежденностью, и выражение лица Штыря меняется. Он окидывает Дирава оценочным взглядом и задумывается. Невольно у него прорывается вопрос-размышление:
— А если затеять стоящее дело да и взять тебя в долю?
— Зачем мне твои дела? — недоумевает Дирав. — Я отведу вас обоих куда следует.
— В милиции тебя самого заметут, — стращает Робинзон.
— А ему в милицию вас вести не надо, — звучит из-за забора чей-то восхищенный голос.
В глазок калитки за всем происходящим уже давно наблюдает любопытный глаз. Калитка беззвучно открывается, из двора выходит человек средних лет в импортном спортивном костюме с разноцветными лампасами и кроссовках «адидас». Большой хрящеватый нос и короткие усики придают его лицу значительность и хищность, из-под густых бровей весело, чуть иронично смотрят темные глаза.
— Беда с этим ворьем! Вроде и меньше становится, а до конца никак не выведется. Живучее. Что-то, видно, в человеке не так устроено — тянет на легкую добычу. А ведь легкая — она честной не бывает. Оттого и говорено: жить надо трудно и честно.
— Еще один учитель на нашу голову, — скрипит зубами Штырь.
— Так вот я и говорю, — словно не слыша реплики Штыря, обращается носатый к Дираву, — самолично вести их в участок вам необязательно, особенно, если сей воришка прав и у вас есть счеты с охранителями порядка… — Он окидывает Дирава и Петю въедливым взглядом, что-то высмотрев, заключает: — Сделаем так… Спеленайте их покрепче — веревочку я предоставлю — и привяжите вон к тому деревцу, а сами ко мне на дачу пожалуйте. Отменным чайком вас попотчую. Есть свежие ватрушки, конфеты разных сортов…
При слове «конфеты» Петя заинтересованно прислушался.
— …Подкрепитесь немного, а я в участок позвоню, чтобы за ними приехали, лады? Ну, пожалуйста, пожалуйста, хоть на часок, гости дорогие, окажите честь трудовому человеку…
Дирав поглядывает на мальчика: хочешь? Петя кивает.
За несколько минут Дирав пеленает бранящуюся парочку, привязывает к дереву и вместе с Петей идет за хозяином дачи. Во дворе к ним тотчас подбегают две здоровенные немецкие овчарки, вопросительно смотрят на хозяина, почти синхронно виляя хвостами, и после такого немого «собеседования» обнюхивают гостей и с достоинством удаляются.
— Пора и нам знакомиться, — говорит хозяин, протягивая руку, — Мащук Георгий Иннокентьевич.
— Дирав.
— Петр Шевелев. Можно — Петя.
Георгий Иннокентьевич указывает на столик и скамейки:
— Присядьте здесь под яблонькой. А я позвоню и заодно распоряжусь насчет чая.
Когда они остаются одни, Дирав спрашивает:
— Тебе не хочется вернуться к родителям? Они очень беспокоятся…
