Майкл Муркок - Пёс войны и боль мира
Люцифер засмеялся.
— Может быть, вы правы. Как вы думаете, ваша душа честна?
— Этого я знать не могу.
— Но в общем и целом честная, да?
— Смотря что вы подразумеваете под честностью.
— Я имею в виду это слово в его великом смысле, капитан. Я честно предупредил, что нуждаюсь в вас. Вы не цените себя слишком высоко, насколько я понимаю. Может быть, это одно из ваших достоинств. Мне известно, что вам предначертано многое.
— Но что именно вы, конечно, не скажете?
— Не раньше, чем вы посетите Ад. Неужели вы не хотите удовлетворить собственное любопытство? Немногие из смертных были там при жизни. — И немногие, кого я знал, вернулись оттуда, Ваша Светлость.
— Я даю вам свое слово, слово Ангела, что не хочу хитростью заманить вас туда, капитан фон Бек. Я хочу быть с вами правдивым: мне не надо оставлять вас там. Если я получу от вас то, что мне надо, путем договора, возможность ввергнуть вас в Ад аннулируется автоматически.
Люцифер протянул руку в мою сторону.
— Так хотите ли вы спуститься со мной в мое королевство?
Я сомневался, подозревая, что это не хитрость, расчитанная на человеческую наивность.
— Разве не достаточно того, что вы общаетесь здесь со мной? — спросил я.
— Конечно, можно и здесь, — согласился он. — Но когда мы ударим по рукам, когда сделка заключится, будете ли вы до конца уверены, что имели дело с Люцифером?
— Может быть и нет. Пока что я почти уверен, что имею дело с каким-то волшебником.
— Не вы первый, кто пришел к выводу, что мое существование — не миф. Меня очень устроило бы, если бы вы поняли, что встреча с Князем Тьмы необходима. Я все еще не теряю надежды, что мне удастся вас переубедить, капитан.
— Так чем же я так заинтересовал Люцифера?
Его взгляд остановился на мне.
— Имейте в виду, капитан, что и мне при подобном раскладе кое-что перепадет.
— Вы должны быть со мной откровенны, Ваше Высочество, — кроме этого неопределенного предложения я не мог ничего сказать.
Он продолжал:
— Здесь я не могу вас убедить. Вам, должно быть, известно, что я вынужден использовать человечество в своих целях, но это мне запрещено было делать божественным указанием. Однако я считаю, что оно не должно касаться моих слуг. Вот и получается, что в конечном итоге я борюсь за свободу, фон Бек. — В его глазах промелькнуло выражение страдания, мгновенно напомнив мне взгляд Сабрины. — С одной стороны, я думаю, что смогу это постигнуть, с другой — знаю, что для меня недостижимо. Поэтому я хочу снова занять свое место.
— На Небе, Ваша Светлость? — Я был изумлен.
— На Небе, капитан фон Бек.
Люцифер, который хочет снова получить милость божию, дал понять, что кто-то вроде меня может помочь ему в этом. И все же я мыслил достаточно трезво, чтобы принять это за чистую монету.
Будучи не в состоянии что-либо конкретно ответить, я проговорил:
— Может ли это означать уничтожение Ада и прекращение страдания людей?
— А вы верите в это?
— Разве это не так?
— Кто знает, капитан фон Бек, я только Люцифер. Я не Бог.
Его пальцы потянулись к моим.
Моя рука коснулась их сама собой — мозг не отдавал такого приказа мышцам.
Голос его был полон невысказанной мольбы.
— Идемте, я поведу вас. Идемте.
Казалось, будто мы вдвоем исполняем танец, подобный тому, что исполняют удав и кролик.
Я покачал головой. Мое сознание окуталось туманом. Я чувствовал, как с каждой секундой теряю физический и духовный вес.
Внезапно он отпустил мою руку. Я инстинктивно схватился за воздух.
— Идемте, фон Бек! Идемте в Ад!
Его кожа пылала огнем, но не обжигала меня. Сопротивляться ему было бесполезно.
— Ваша Светлость… — Теперь мне пришлось оказаться на его месте и униженно просить.
— Неужели у вас нет жалости, фон Бек? Жалости к падшему? Жалости к Люциферу?
Опустошенность, боль, волнующие сомнения — все пропало и осталось только желание помочь ему, но еще несколько мгновений я боролся с этим чувством.
— У меня нет сострадания, — сказал я. — Я испытываю жалость только к собственной душе. Я забочусь только о самом себе.
— Так не должно быть, фон Бек!
— Это так! Только так!
— Поистине люди немилосердны — они не знают, и не хотят знать, почему это так. Вы утверждаете, что можете испытывать сострадание только к самому себе. Это в самой глубине вашей человеческой сути. Но вы поможете мне, чтобы я вернулся обратно на Небо, и я помогу вам в том, чтобы вы могли жить дальше в мире.
— О, Ваша Светлость, — сказал я, — вы умны так, как вас описывают… — И даже если в этот момент я уже принадлежал ему, то все же делал еще какие-то попытки к освобождению. — Я иду, но с условием, что в течение часа снова окажусь в этой комнате. И что снова увижу Сабрину…
— По рукам!
Очертания библиотеки вокруг нас исчезли. Они растаяли в темном серебристом тумане, а потом создалось впечатление, что туман сгустился до консистенции жидкости темно-голубого цвета. Мы начали двигаться, причем казалось, что под нами раскинулось холодное небо, а вокруг расстилался пустынный ландшафт — бесконечный, белый и лишенный горизонта.
Глава третья
Моя кожа, казалось, стала такой же белой, как и окружающее меня пространство. Линии рук, коленей и других частей тела сделались зыбкими. И я заметил это только сейчас, хотя было подозрение, что они такие уже давно. Ногти моих пальцев блестели, как стеклянные, однако хрупкими не были.
Я практически лишился веса. Кажется, такие же ощущения должны быть у духа, лишенного телесной оболочки.
— И это Ад? — спросил я Люцифера.
Князь Тьмы выглядел так же нереально. Только его глаза, черные, как обожженное железо, выглядели живыми.
— Да, это Ад, — ответил он. — Точнее, только часть моего королевства. Все мои владения, конечно же, безграничны.
— И имеют безграничные аспекты? — уточнил я.
— Конечно же нет. Так можно говорить о Небе. Ад — королевство отчаяния и множества условностей, — он почти с неуловимыми оттенками иронии смеялся над тем, что я не всегда понимаю его.
Люцифер предложил мне остаться в его королевстве на весь день. Решив, что он составил обо мне положительное мнение, я никак не мог сообразить, почему это произошло. Вокруг него все еще была аура, означавшая великую силу его духа. Против моего ожидания, я следовал за ним по пятам. Конечно же, мне не за что было благодарить его. Но все же казалось, что я его чем-то успокоил. Да и что я вообще мог подумать, не спрашивая его. И зачем ему во чтобы то ни стало нужна была моя душа?
