Эдгар Берроуз - За самой далекой звездой
Около полудня мы заметили впереди побережье Эприса, и тут же появились самолеты Капаров, посланные нам навстречу. Их было не больше тысячи, и мы без особого труда уничтожили половину из них, заставив остальных повернуть обратно. Однако вскоре мы были атакованы новым, гораздо более крупным отрядом. Завязался яростный бой, но большинству наших бомбардировщиков удалось прорваться вперед.
Наша эскадрилья сопровождала тяжелые бомбардировщики, и нам приходилось постоянно отбивать нападения вражеских самолетов. В течение менее получаса я оказался вовлечен в три ожесточенные схватки, из которых благополучно вышел, потеряв только одного члена экипажа. После каждого боя мне приходилось догонять бомбардировщики и конвой.
Рейсовая скорость истребителя составляет примерно пятьсот миль в час, но машина может развивать предельную скорость до шестисот миль. Обычная скорость бомбардировщика тоже около пятисот миль, а предельная — пятьсот пятьдесят.
Из двух тысяч легких и тяжелых бомбардировщиков, отправившихся в этот рейд, к Эргосу прорвалось около тысячи восьмисот. Вот тут-то, поверьте, и разгорелась настоящая битва. Одна тысяча за другой поднимались в воздух самолеты Капаров, а наши силы пополнялись все новыми и новыми машинами, прорвавшимися сквозь заслон.
Мы увидели взметнувшиеся к небу столбы огня и лишь через некоторое время услышали грохот взрывов — это наши бомбардировщики сбросили свой груз. Вокруг свистели пули. В клубах дыма падали на землю сбитые самолеты — наши и Капаров.
Внезапно небо очистилось от самолетов противника, и в дело вступила зенитная артиллерия. Она, как и в Унисе, была оснащена тысячефунтовыми снарядами, взлетавшими на высоту двенадцать-пятнадцать миль. Взрывами на пятьсот ярдов во всех направлениях разносило обломки самолетов. Из других снарядов при разрыве вылетали проволочные сети на маленьких парашютиках — они опутывали пропеллеры и застопоривали их.
Сбросив семь или восемь тысяч тонн бомб на Эргос и его окрестности — на площадь примерно в двести квадратных миль, мы развернули свои машины и взяли курс сначала на восток, а затем на север, направляясь к самой южной точке Унисча.
Где-то над восточной оконечностью Эприса мой мотор начал так сильно барахлить, что мне не оставалось ничего иного, как пойти на вынужденную посадку. До Униса или хотя бы до прилегающих к континенту островов в южной части Караганского океана оставался какой-нибудь час лету, но мой самолет уже не был способен преодолеть это расстояние.
Летчики других самолетов прекрасно видели, что я пошел на посадку, но никто не последовал за мной, никто не поспешил на помощь. Устав категорически запрещает другим экипажам рисковать во имя помощи летчику, вынужденному совершить посадку на вражеской территории. Беднягу автоматически списывают со счета — как погибшего.
Поскольку в свое время я изучал географию Полоды, то знал, что нахожусь сейчас за южной границей Капары, над страной, некогда известной под названием Пунос и покоренной Капарами в числе первых, сто с лишним лет тому назад.
Мои познания о Пуносе ограничивались слухами, ходившими в Унисе. Рассказывали, будто обитатели этой страны за долгие годы преследований и голода совершенно одичали и превратились чуть ли не в животных.
Приближаясь к земле, я отчетливо видел внизу под собой гористую территорию. Две реки протекали по ней, соединяясь на юге в широкий поток, впадающий прямо в залив. Ни людей, ни городов, ни возделанных полей я не заметил. Правда, вдоль рек виднелась кое-какая растительность, но в целом ощущение было такое, словно подо мной расстилается пустыня. Вся местность была изрыта воронками от взрывов, свидетельствующими об ожесточенных бомбардировках, которым она подвергалась в прошлом.
Отчаявшись найти подходящее для посадки место, я вдруг заметил небольшую площадку в устье широкого каньона, у южного подножья горной цепи.
Уже посадив самолет, я обратил внимание на какие-то фигуры, маячившие невдалеке. Они двигались крадучись, скрываясь за деревьями и явно не желая быть замеченными мною. Кто это такие? Какая встреча ожидает меня на этой земле?
Дождавшись, пока заглохнет мотор самолета, они вышли из укрытия — около дюжины человек, вооруженных копьями, луками и стрелами. На них были набедренные повязки, изготовленные из шкур животных, а из-за поясов торчали длинные ножи. Грязные истощенные, со спутанными волосами, они бесшумно подкрадывались ко мне.
Я успел заметить, что луки со стрелами незнакомцы держат наготове.
IX
Судя по внешнему виду незнакомцев и их поведению, рассчитывать на радушный прием мне не следовало. Все говорило о том, что я здесь нежеланный гость. Стоило мне подпустить этих людей поближе, как стрелы, выпущенные из их луков, немедленно пронзили бы меня — в этом не было никаких сомнений. Оставалось одно: не давать им приблизиться, сохраняя дистанцию, которая делала меня недосягаемым для их стрел. Я поднялся, не выходя из кабины самолета, и направил свой пистолет прямо на них. Заметив это, они немедленно разбежались, попрятавшись за скалы и деревья.
Мне очень хотелось поскорее посмотреть, что случилось с моим мотором и определить, нельзя ли отремонтировать его, но до тех пор, пока неприветливые обитатели Пуноса окружали мой самолет, сделать это не было никакой возможности. Конечно, я мог бы пуститься следом за ними, но они имели неоспоримое преимущество — хорошо зная местность, они в любой момент могли укрыться. Разумеется, некоторых из них я бы догнал и обезвредил. Некоторых, но не всех. А оставшиеся непременно вернулись бы назад, затаились где-нибудь поблизости и с наступлением темноты набросились бы на меня.
Мое положение казалось почти безнадежным, но, в конце концов, я все-таки решил выйти из самолета, догнать незнакомцев и вступить с ними в переговоры. Тут как раз один из них высунул голову из-за скалы, за которой прятался, и окликнул меня. Он говорил на одном из пяти языков, которые я в свое время изучал.
— Ты из Униса? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Тогда не стреляй, — продолжал незнакомец. — Мы не причиним тебе никакого вреда.
— Если это так, — сказал я, — уходите.
— Нам надо поговорить с тобой, — настаивал он. — Мы хотели бы узнать, как идет война и когда ей наступит конец.
— Пусть один из вас подойдет, — согласился я. — Но не больше.
— Хорошо, я подойду, — сказал он. — Но ты можешь не бояться нас.
Он приблизился ко мне — пожилой мужчина с морщинистым лицом и изрядным брюшком. Как только с такой комплекцией он держался на своих хилых ножках! В его спутанных седых волосах я заметил веточки и грязь, а слабая поросль на подбородке свидетельствовала о его возрасте. Как мне уже было известно, бороды на Полоде разрешается отпускать только старикам.
