Виктор Комаров - «На суше и на море» - 85. Фантастика
— С тобой все в порядке, сынок? — обеспокоенно спросил Уиллер.
Ему почудилось, что на руках он держит куклу, таким безжизненным казалось тело мальчика, такими застывшими были черты его лица.
— Надо бы его закутать в одеяло, — бросил на ходу шериф и направился с ребенком к грузовику. Он заметил, что взгляд мальчика теперь обратился к охваченному огнем дому, однако лицо его при этом все еще напоминало неподвижную маску.
— Бедняга, — промолвил Полтер, — он не может ни плакать, ни говорить.
— Он не обожжен, — рассеянно отозвался шериф. — Но каким же образом он смог выбраться из дома и не получить ожогов?
— А может быть, его родители тоже успели уйти оттуда? — предположил Полтер.
— Тогда где же они?
Старик скорбно покачал головой:
— Да, Гарри, ты прав.
— Я думаю, — сказал шериф, — что лучше всего мне забрать его с собой, к Коре. Нельзя же оставлять его здесь.
— Тогда и я, пожалуй, поеду с вами, — решил Полтер. — Мне ведь еще нужно разобрать сегодняшнюю почту.
— Ну и прекрасно.
Мотор спазматически закашлял, потом взревел. Грузовичок медленно покатился по проселочной дороге, ведущей к шоссе.
И пока горящий дом оставался в поле их зрения, застывшее лицо мальчика было обращено к зареву, полыхающему за задним стеклом кабины. Наконец очень медленно он отвернулся от окна. Одеяло соскользнуло с его худеньких плеч, и Том Полтер, протянув руку, снова закутал мальчика.
— Уже согрелся? — спросил он.
Ребенок смотрел на Полтера так, словно никогда в жизни ему не приходилось слышать звуков человеческой речи.
…Едва Кора Уиллер услышала на шоссе шум мотора, как руки ее почти машинально потянулись к конфоркам плиты. И еще до того, как нога шерифа ступила на ступеньки крыльца, аккуратно нарезанная грудинка лежала на сковороде, а круглые луны оладьев начали покрываться нежным загаром.
— Гарри!
Голос ее зазвенел. Она увидела ребенка у него на руках и стремительно двинулась навстречу.
— Его надо уложить в постель. По-моему, это шок.
Тоненькая, стройная женщина быстро поднялась по лестнице, распахнула дверь комнаты, которая когда-то была комнатой Дэвида, и подошла к кровати, чтобы снять покрывало и воткнуть в штепсель вилку электроодеяла.
— Он ранен?
— Нет.
Шериф осторожно положил мальчика на кровать.
— Бедняжка, — прошептала Кора, накрывая одеялом хрупкое тело ребенка, — бедный малыш.
Склонившись над ним, она отвела со лба мальчика мягкие светлые волосы и улыбнулась ему:
— Теперь усни, дорогой. Все будет хорошо. Спи.
Уиллер, стоявший позади жены, увидел, что мальчонка смотрит на нее с тем же странным, безжизненным выражением лица.
Шериф спустился вниз, в кухню. По телефону он распорядился о том, чтобы людям, работающим на пожаре, послали замену. Потом шериф подошел к плите и приготовил себе кофе. Он уже пил его, когда в кухню вошла Кора.
— А его родители? — спросила она.
— Не знаю, — ответил Уиллер, покачав головой. — Мы не смогли даже приблизиться к дому.
— Как же мальчик?…
— Том Полтер нашел его снаружи, на улице.
— Снаружи?
— Мы не знаем, как ему удалось выбраться. Мы-то думали, что он тоже там, внутри.
Молча она выложила оладьи на тарелку, поставила перед ним на стол.
— У тебя усталый вид. Может, ляжешь?
— Позже, — ответил шериф.
Она кивнула, слегка похлопала его по плечу и снова вернулась к плите.
— Бекон сейчас будет готов.
В ответ шериф промычал что-то невнятное. Минутой позже, поливая горку оладьев кленовым сиропом, он задумчиво сказал:
— Я думаю. Кора, они погибли. Огонь был страшный. И мы ничего, абсолютно ничего не могли сделать.
— Несчастный ребенок, — вздохнула Кора.
Она стояла рядом с ним, глядя, как устало он ест.
— Ты знаешь, — Кора тряхнула головой, — я попробовала с ним поговорить. Но он молчит.
— И нам тоже ничего не отвечал. Только глаза таращил.
Гарри задумчиво жевал, уставившись в крышку стола.
— Даже кажется, что и говорить-то он не умеет…
Около одиннадцати утра хлынул проливной дождь, и сразу же горящий дом превратился в черные дымящиеся руины. В потоках воды тут и там шипели гаснущие угли.
Шериф Уиллер, измученный, с воспаленными красными глазами, неподвижно сидел в кабине грузовика, пережидая ливень. Когда дождь кончился, он, тяжело вздохнув, толкнул дверцу и спрыгнул на землю. Натянув плотнее широкополую шляпу и подняв воротник пальто, он направился к месту пожара.
— Пошли! — крикнул он остальным. Голос его звучал хрипло.
С трудом выдирая ноги из липкой грязи, они подошли к дому.
Входная дверь оказалась целой. Пол комнаты был усыпан остатками сгоревших книг, и шериф слышал, как похрустывали у него под ногами обугленные переплеты. С трудом переводя дыхание, он прошел дальше в холл. Дождь теперь снова барабанил по его спине и плечам. «Я надеюсь, что они успели уйти отсюда, — твердил он себе. — Я надеюсь, бог помог им спастись».
Но они никуда не ушли. Ничего человеческого уже не было в этих, до ужаса почерневших, застывших в судорожных позах трупах. Лицо шерифа, когда он смотрел на них, покрывала смертельная бледность.
Один из мужчин прикоснулся мокрым прутом к какому-то предмету на тюфяке.
— Трубка, — услышал сквозь шум дождя шериф. — Должно быть, закурил и уснул.
— Достаньте какое-нибудь одеяло, — распорядился Уиллер. — Их нужно перенести в машину.
Двое мужчин, не сказав ни слова, вышли. Звук их торопливых шагов донесся с мощенного булыжником двора. Но шериф уже ничего не слышал. Он не в силах был отвести глаз от профессора Холгера Нильсона и его жены Фанни, превращенных огнем в жуткую пародию на ту красивую пару, которую шериф хорошо помнил: высокий крупный Холгер, с лицом властным и спокойным, и грациозная рыжеволосая Фанни.
Когда шериф вернулся в гостиную, он увидел, что один из его помощников разглядывает обрывки книги.
— Посмотрите-ка, — протянул он Уиллеру то, что держал в руках.
Глаза шерифа остановились на заглавии книги: «Неизвестный разум».
— Бросьте это! — приказал он и быстрым шагом пошел прочь. Его неотступно мучил один и тот же вопрос: каким образом удалось мальчику выбраться из пылающего дома?
…Пауль проснулся.
Он долго вглядывался в бесформенные, снующие у него над головой, на потолке, тени. Это были отсветы дождя. За окном ветер раскачивал ветви деревьев, и они тоже бросали на стены этой незнакомой комнаты легкие дрожащие тени. Пауль лежал неподвижно.
