Юрий Невский - Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память
Мама готовит невкусно. Пироги у нее тяжелые и сырые. Бабушка презрительно называет их «варакуши». Так и говорит: «опять своих варакушей принесла!».
Мама злится. Дедушка раскачивает пирог на ладони: «Зашибить ненароком можно».
Мама выхватывает у него пирог и надкусывает: «А мне нравится!»
Мама любит яблоки. Крепкую антоновку, розоватый анис, грушовку. Если они приезжают с папой, она садится в желто-алом халате на веранде, ставит рядом корзинку с яблоками, жует потихоньку. На лице ее – счастье. Она очень устает, и простые радости превращаются в счастье.
На узком подоконнике веранды бутылка синего стекла. Ее привезли из Мексики, раньше в бутылке было вино. Из горлышка чуть горчит, пахнет черным виноградом. Теперь в бутылке сухая ветка, красиво изогнутая.
Странно, как они не понимают, что она нарисовала не «догму» какую-то – а «руководство к действию»! Это карта. Маршрут, как пройти к пещере. Она же видела то место как бы сверху, точно все изобразила. Конечно, пришлось изрисовать немало больших планшетов. Каждая «картина» – это определенный фрагмент. Нужно сложить их вместе, один к одному, и все станет ясно. Горные плато, скалы, все более редеющие леса, языки ледников, перевалы, хребты, гранитные зубы в пасти вечного мрака. Цепочка следов одинокого человека к вершине. Бешеные скакуны небесной кавалькады высекают искры в иззубренном хребте каменного зверя.
А день все длится и длится… бесконечно перетекая в вечер… мешая длинные малиновые блики заката с наползающим фиолетовым мраком из сада. Она засыпает. Сквозь сон слышно: дед с бабушкой продолжают сидеть на веранде.
Бабушка: – Что-то к дождю, видно…
Дедушка: – А я черную, коричневую краски у нее заберу потихоньку. Оставлю лимонную, травяную, оранжевую. Так посветлее все станет.
Дождь. За стеной вовсю шуршит, пузырится, клокочет. В саду танцуют голубые девушки.
И может, действительно, все становилось светлее? И Аратюнян не только убеждал ее любить книги… но и самой писать, спасибо ему! «Четко фиксировать свои мысли». Вести дневник, например. Но с этим не совсем получалось, она попыталась несколько раз, но хватило ненадолго… Ладно, если ее что-то беспокоит, настаивал доктор, она может описать это и переписать несколько раз на отдельном листе бумаги. А потом сжечь его. И прах развеять по ветру. Избавиться от навязчивых мыслей. Все, этого нет! Не надо больше думать об этом.
Она так и делала. Выписывала то, что ее тревожило – и сжигала листок в костре. Или на даче, когда они с дедушкой сгребали листья, мусор. Все старое, ненужное, отжившее свое. Наводили порядок.
И на велосипеде она не ездила, не отжималась и не прыгала через скакалку… но зато любила танцевать! Тридцать минут танца – это, можно сказать, два километра пробежки. Когда-то в дедушкином театре ее детское воображение больше всего поражала амурская сказка по преданиям дальневосточных народностей. Сказка про змея Химу. На нее приходило больше всего зрителей: дети всех возрастов, родители, дедушки-бабушки… А многие по нескольку раз, так их завораживало и притягивало это действо. В ней танцевальная группа, двенадцать молодых артисток, исполняла танец цветов симбир. Костюмы у них самые фантастические: на головах сооружены целые клумбы, лепестки распадаются в стороны на метр. На сцене они превращались в двенадцатиголовое, двадцатичетырех-рукое-ногое существо. Взмахнет их ведущая крылом-лепестком – за ней медленнее или быстрее вздымается и опадает лепесточная волна. Кивнет головой-соцветием – цветочный узор тут же меняется, как в калейдоскопе. Изовьет ногу-стебель – и целая гирлянда, обвившая всю сцену, колышется за ней. Танцовщицы выползали (точно, медленно и гибко выползали), следом стелился туман из дым-машины – они подкрадывались и завьюживали ребят-актеров. Водили вокруг хороводы-змейки и все быстрее, быстрей! Затемнение сменялось разноцветными вспышками, лучи стробоскопов пробивали тьму, световые снежинки от кружащихся зеркальных шаров опускались и взмывали вьюгой. А колонки на басах проседали: шаманские бубны, горловое пение… Шорохи или скрипы, удаляющиеся шаги, птичьи вскрики (это голоса «ушельцев», оркестр невидимок). И самая красивая, их ведущая, – как камень брошена в пруд, – всегда в центре расходящихся цветочных кругов. Она едина в двенадцати отражениях, в эхе музыкальных всплесков, в повторяющемся дыхании. Цветы симбир – это цветущая на болоте поляна. Они изображали цветущую на болоте поляну, что дурманит своим запахом впадающих в морок, заблудившихся мальчика-казака Володьшу – или Лочу, как зовет его девочка Айринка, дочь Намека-охотника из тамошних людей. Он, охотник, тоже когда-то попал на эту поляну и превратился в болотного духа Боку. И у Лочи потерялся отец-батя Иван. Его захватил в полон Великий Монг-Бо, это Амур-батюшка. Отправил сторожить калужат матери-рыбы Калуги, которую по жадности поймал казак в свои сети. Дети идут искать своих отцов и всегда спрашивают свое сердце, как им одолеть существ нижнего мира? Волшебная птица Кори, тигр Амбу и человек-скала Какзаму помогают им победить змея Химу, что проползает в реальность и пытается сожрать ее.
8
С библиотекой в школе одни проблемы… вернее, так: с ней бы были проблемы, если бы она существовала как предмет разговора. Но на самом деле все делают вид, что никакой библиотеки не существует. Значит, и решать ничего не надо.
Библиотекаря нет уже давно (кто-то из учителей работал по совместительству, но долго не продержался). А то, что называется «библиотекой», это просто длинная комната без окон. Неизвестно, что раньше в ней было (или ничего не было; и это, возможно, усыпальница фараонов, как их устраивали в недрах пирамид древние египтяне). Книгохранилище находится на первом этаже перед кабинетом директора – дальше расположены мастерские.
Надя еще застала время, когда библиотека, как и положено, занимала просторный светлый кабинет на третьем этаже. Милая пожилая библиотекарша, книги расставлены от «А» до «Я». Но потом что-то там стало протекать… то ли крыша, то ли труба. Перевели сюда на время, но так, видно, и останется. Кому до нее дело? Всегда закрыта… да что там закрыта – замурована! Многие даже не знают, наверное, что она есть в школе. Даже теоретически попасть в нее не-воз-мож-но! Хотя существует древне-лохматое распоряжение директора. По нему необходимо, чтобы учитель дежурного класса взял ключ, расписался в специальном журнале. На самом деле, этот ключ (что есть на вахте), не открывает дверь в библиотеку. Он от какой-то другой комнаты и не подходит. Но, слава богу, у Нади есть свой собственный, настоящий ключ. Его ей передала Марина Александровна. Она вела литературу и русский язык, когда Надя училась в младших классах. Просто подарила, можно сказать, перед тем, как в прошлом году перестала работать в школе, она и так уже давно была на пенсии. Почему она отдала ключ именно ей? Наверное, больше некому было доверить. Конечно, теоретически, – это не-по-ря-док! Но зато Надя была, можно сказать, хранительницей королевского ключа. Могла сидеть в «библиотеке» сколько хотела, искать книги и читать, позабыв о времени.
