Тээт Каллас - Звенит, поет
В горле у Корелли что-то тоненько пискнуло. Голос у него окончательно пропал. Он махнул рукой и утер со лба пот.
— Я, — сказал Корелли немного погодя, — в некотором роде Дон-Кихот. На мой взгляд, я являюсь представителем здравомыслящей части человечества и по мере сил воюю против эмансипации. Это у меня в крови, вот и все. Может, я и в самом деле кое в чем заблуждаюсь, почем я знаю. Если хочешь, оставим эту тему.
— Наоборот, — сказал я, — в общем разрезе эта тема интересует меня, и даже очень.
— Я не могу точно установить, когда началось это мое озлобление, Неэм. Но один случай помню хорошо. Я тогда только что женился второй раз, первое время ужасно был счастлив; и вот однажды в ненастную октябрьскую ночь является ко мне Петерсон…
— Опять Петерсон?
— Ну да, только на сей раз литератор Петерсон, он живет на улице Харью, в доме писателей. Петерсон — маленький добрый лысый человечек, чрезвычайно гуманный романист, в жизни он и мухи не обидит. Однажды Петерсон потерял не то ключи от квартиры, не то расположение супруги. Только в дом к себе он войти не мог. Всю ночь бродил он под осенним дождем, к утру замерз до предела и, терзаемый жестокими душевными муками, приплелся к моей двери. Мы тихо, как мыши, устроились на кухне, попивали горячий кофе и шепотом обсуждали это печальное происшествие, как вдруг отворилась дверь, вошла моя дражайшая половина, облаченная в халатик, обвела нас взглядом, подбородок у нее задрожал, и она заявила, что этого она, право же, от меня не ожидала. Я спросил, чего именно. Этот невинный вопрос привел мою супругу в крайнее раздражение; она тихо, но твердо заявила, что сейчас совершенно не время распивать кофе, а Петерсону следовало бы подумать, прежде чем являться среди ночи и беспокоить порядочных людей. Тут чаша моего терпения переполнилась. Мы вышли из дому, взяли такси и поехали в аэропорт.
— И улетели в другой город? — спросил я с интересом.
— Нет, — ответил Куно Корелли. — В аэропорту ведь буфет в половине седьмого утра открывается.
9
Из торжественно строгой тишины леса, из-под высоких задумчивых сосен на шоссе вдруг выскочили два растрепанных длинноволосых существа, отчаянно размахивая руками.
Сассияан сказал Яаку:
— Спроси, что им надо.
Яак молча нажал на тормоз, длинноволосые отскочили в сторону, их взволнованные физиономии промелькнули за окном, автобус плавно остановился, дверь раскрылась, парни, задыхаясь, вцепились в поручни и закричали:
— Пожалуйста, возьмите нас!
Плаксивые мальчишеские голоса вызвали сочувствие, и, когда после нескольких вопросов выяснилось, что растрепам надо добраться хоть до какого-нибудь рейсового автобуса, было решено взять их с собой. Они собрали в траве на обочине свое имущество — тощий рюкзак, гитару и транзистор, — быстро влезли в автобус и, поглядывая исподлобья, пробрались на свободное заднее сиденье, где и уселись, по-девичьи сжав колени. Только после того, как дверь закрылась и автобус тронулся, они несколько успокоились.
Следует заметить, что они были чудовищны. Они совершенно заросли волосами, которые, вероятно, из принципа долгое время не соприкасались ни с гребенкой, ни с мылом. Подбородки покрывал юношеский пушок, шеи были грязные, руки еще грязнее. Надето на них было нечто непонятное, не поддающееся описанию; на одном, на том, что повыше и немного потемнее, были штаны, видимо, на скорую руку сшитые из какого-то мешка — на ляжках жирно чернели буквы штампа; запаршивевшие ноги были обуты в грубые босоножки.
Тут парень повыше обернулся и посмотрел в заднее окно. Увидев следовавшую за нами «Латвию», он толкнул приятеля. Тот с опаской оглянулся, и оба быстро кинулись в угол между сиденьями.
— В чем дело? — спросил я со смехом.
— Да ничего особого, — ответил парень повыше с явным беспокойством. — Полная нормалевка.
— Могу вам сообщить, молодые люди, что этот маленький автомобиль — спутник нашего автобуса. Он везет десятки километров музыкальных записей.
«Пониже» прыснул в кулак,
— А мы решили — это менты катят. Вот и рванули в угол, как крейзанутые.
Хелла окинула растреп спокойным и доброжелательным взглядом. Сассияан резко выпрямился. В карих глазах Куно поблескивали иронические искорки. Оскар с шумом повернулся и лениво уронил:
— Ну, прожигатели жизни, выкладывайте!
«Пониже» хлюпнул носом,
— Это все потому, что мы бродестовали, — признался он с досадой.
— П-протестовали, придурок, — резко поправил «Повыше».
Так же, как те хиппи…
Однажды в среду они, как обычно, болтались на Балтийском вокзале. Пахло асфальтом, подходили и уходили электрички, диспетчер вещал на двух языках с дребезжащим железнодорожным акцентом.
В этот раз на вокзале ошивались двенадцать парней и девять девушек.
Время от времени кто-нибудь опрокидывал стаканчик газировки; кое-кто, в том числе Арво («Повыше») и Юку (так звали «Пониже», хотя имя его было Йоханн-Эуген), не слишком музыкально бренчал на гитаре, напевая: «Тебе сказал бы я того, чего в тот вечер не сказал, да все одно ты ни фига не петришь…»
Девушка по имени Кати купила у цветочницы белый нарцисс и воткнула его в свои рыжие волосы. Арво на нее поглядывал. Юку, не прерывая пения, меланхолически ковырял в носу. И очень сильно пахло асфальтом.
Из подошедшей электрички выскочил парень в фирменных голубых джинсах. Парень был трактористом, зарабатывал почти двести рублей в месяц, весил девяносто шесть кило, пил как бездонная бочка, буянил и вступал в драку по любому поводу. Его почему-то терпели, хотя он был набитый дурак и законченный балбес.
— Салют, Арво, — сказал он, подходя поближе. Арво скривил физиономию и пожал плечами.
— Приветик, Юло, — произнес он, еле шевеля губами.
— Глухая лажа, еж твою двадцать, — доверительно сообщил Юло. — С предком расплевался в дым. Давил мне на психику. Ну, я и рванул когти. Жрать хочу по-страшному, в брюхе одна бормотуха.
Со следующей электричкой прибыл Пеару. Радостно улыбаясь, он тоже подошел к компании. Это был высокий, широкоплечий парень с густой русой бородой. Грудь его украшал желтый плакатик с надписью: «Я люблю Лайлу!»
Все оживились.
Пеару протянул Арво руку, тот был польщен, но виду7 не подал. Затем Пеару взял аккорд на гитаре Арво и прищелкнул языком.
— Кайфуете? — спросил он, ухмыляясь. Голос у него был приятный, спокойный, только слегка простуженный.
— Без кайфа нет лайфа, — сообщил Юло.
— А это что за чувак? — осведомился Пеару.
— А-а, так, хиппарь-самоучка… Из Валингу. Тракторист, — ответил Арво с иронической усмешкой.
