Ричард Метсон - Я-легенда (Последний)
- Только что заглянул. Она прекрасно выглядит.
- Хорошо.
Она изучающе посмотрела на него.
- Я все думаю, Боб, — сказала она, — может быть, отправить ее на восток, к твоей матери, пока я не поправлюсь. Это ведь может оказаться заразно.
- Можно, — с сомнением отозвался он. — Но если это заразно, то там, где живет моя мать, вряд ли будет безопаснее.
- Ты так думаешь? — она выглядела озабоченной.
Он пожал плечами.
- Не знаю, лапа. По-моему, ей здесь вполне безопасно. Если обстановка вокруг будет ухудшаться, мы просто не пустим ее в школу.
Она хотела что-то сказать, но остановилась.
- Хорошо.
Он посмотрел на часы:
- Мне бы надо поторапливаться.
Она кивнула, и он быстро доел остатки завтрака. Пока он осушал чашку кофе, она спросила его про вчерашнюю газету.
- В спальне, — ответил он.
- Есть что-нибудь новенькое?
- Ничего. Все то же самое. Так по всей стране, то здесь, то там. Микроба они пока обнаружить не смогли.
Она прикусила нижнюю губу.
- И никто не знает, что это?
- Сомневаюсь. Если бы знали — если бы хоть кто-нибудь знал — они бы непременно сообщили.
- Не может этого быть — чтобы никто не имел понятия…
- Понятие у каждого свое. Да что с того толку.
- Но что-то они говорят?
Он пожал плечами.
- Все бактериологическое оружие находится под контролем…
- Ты не думаешь, что это?..
- Бактериологическое оружие?
- Да.
- Но война-то закончилась.
- Боб, — внезапно сказала она, — как ты думаешь, тебе надо идти на работу?
Он вымученно улыбнулся.
- А что еще делать? Нам же надо что-то есть.
- Знаю. Но…
Он через стол дотянулся до нее и почувствовал, как холодна ее рука.
- Лапушка, все будет хорошо, — сказал он.
- Ты думаешь, Кэтти надо отправлять в школу?
- Думаю, да. Пока не было заявления правительства о закрытии школ, я не вижу причины держать ее дома. Она абсолютно здорова.
- Но там, в школе — все дети.»
- Я все-таки думаю, что так будет лучше, — сказал он.
Она тихо вздохнула.
- Хорошо. Пусть будет по-твоему.
- Что-нибудь еще, пока я не ушел? — спросил он.
Она покачала головой.
- Сегодня не выходи из дома, — сказал он. — И ляг в постель.
- Ладно, — ответила она, — как только отправлю Кэтти.
Он погладил ее по руке. На улице сигналил автомобиль. Глотнув остатки кофе, он забежал в ванную сполоснуть рот, достал из стенного шкафа пиджак и, на ходу натягивая его, поспешил к выходу.
- Пока, лапушка, — сказал он, целуя ее в щечку. — Все это того не стоит. Ну, будь.
- Пока, — сказала она. — Будь осторожен.
Он пересек лужайку, чувствуя на зубах остатки висящей в воздухе песчаной пыли; ее назойливый запах остро щекотал ноздри.
- Привет, — сказал он, садясь в машину и захлопывая за собой дверь.
- Приветствую, — отозвался Бен Кортман.
7
«Вытяжка из сока «Allium Satmun», рода линейных, к которому относился чеснок, черемша, лук, шалот и лук-резанец. Светлая жидкость с резким запахом, содержащая несколько разновидностей аллил-сульфидов. Приблизительный состав: вода 64.6, белок 6.8, жир 0.1, карбогидраты 26.3, клетчатка 0.8, зольный остаток 1.4».
Именно это. Он встряхнул в кулаке розовый кожистый зубок — один из тех, что он тысячами развешивал на окнах своего дома. Уже семь месяцев он мастерил эти проклятые низанки и развешивал их, абсолютно не задумываясь над тем, почему они отпугивают вампиров. Теперь он знал, почему.
Он положил зубок на край раковины. Черемша, лук, шалот, лук-резанец. Будут ли они действовать так же, как и чеснок? Он будет выглядеть идиотом, если это окажется так: когда он искал, на десятки миль в округе не оказалось чеснока, в то время как лук рос повсюду.
Он положил зубок на плоскость тесака, раздавил его в кашу и принюхался к запаху выступившего каплями маслянистого сока.
Ну, и что же дальше? Ведь он не нашел в своих воспоминаниях ни разгадки, ни ключа к происходящему. Лишь разговоры о насекомых-переносчиках, о вирусах. Он был уверен, что дело не в этом.
Правда, из прошлого всплыло не только это: захлестнувшая его боль воспоминаний с каждым словом вонзалась в его плоть. Старые раны раскрылись и кровоточили воспоминаниями о Ней.
Остановиться! Пора было остановиться. Его кулаки сжались. Он закрыл глаза и долго безуспешно пытался вернуться в настоящее. Былые ощущения ожили в нем, пробуждая тоску плоти по прошлому. Реальность поблекла и отступила на второй план. Помогло только виски — он пил, пока воспоминания не превратились в фарс, пока боль души и скорбь не растворились в алкоголе, пока не затянулась кровоточащая рана памяти.
Ладно, дьявол с ним, — сказал он себе, пытаясь сосредоточиться, — надо что-то делать.
Он отыскал взглядом абзац, на котором остановился.
Так. Вода — не то? — спрашивал он себя. — Конечно, нет. Смешно. Вода содержится практически всюду. Тогда — белок? Нет. Жир? Нет. Карбогидраты? Клетчатка? Тоже нет. Но что тогда, что?
«Характерный запах и вкус чеснока определяются специфическим маслом, составляющим около 0.2 % веса, состоящим в основном из аллил-сульфида и аллил-изотицианата».
Может быть, это и был ответ.
И далее:
«Сернистый аллил может быть получен нагреванием горчичного масла с сернистым калием до температуры 100ьС».
С возгласом бессильной ненависти он откинулся на спинку кресла.
Где же взять это чертово горчичное масло? И сульфид калия? И какое оборудование понадобится для изготовления?
Умница, — пожурил он себя. — Ты сделал первый шаг. Но — увы — споткнулся и как следует расквасил себе физиономию.
Он с отвращением вскочил и направился к бару. Откупорив бутылку, он поймал себя на полудвижении, не наполнив бокала.
Нет, ради Господа, — он отставил бутылку, — ты же не выберешь этот путь слепца, скатывающегося к бездумному, бесплодному существованию в ожидании старости или несчастного случая. Ты должен бороться. На карту должно быть поставлено все, в том числе и жизнь, и ты должен либо найти ответ — либо проиграть.
Часы показывали десять двадцать. Нормальное время. Он решительно направился в холл и раскрыл телефонный справочник.
Инглвуд — там было то, что ему нужно.
Через четыре часа, когда он вышел из-за лабораторного стола, шея у него болела и не разгибалась, но зато у него в руках был шприц с подкожной иглой, наполненный сернистым аллилом. Впервые с тех пор, как он остался в одиночестве, его переполняло чувство хорошо сделанного дела.
