Роберт Асприн - Шуттовская рота
Лейтенант, попавший под неожиданный обстрел, нахмурился и первый раз с начала разговора отвел в сторону глаза, которые до этого смотрели прямо на командира.
– Я… я не совсем понимаю, сэр, – сказал он. – Я стараюсь вести себя примерно, и… я думал… я стараюсь быть лучшим легионером в нашей роте.
– Да, у вас есть для этого все данные, – высказал осторожное предположение Шутт, – но мне кажется, что вы проглядели один существенный момент. Большинство людей не испытывают восторга при встрече с закомплексованным, властным формалистом… которого, к сожалению, у вас есть склонность изображать. Если есть что-то, отталкивающее их от соответствующего армейского поведения, то это, несомненно, ваши манеры, потому что никто не хочет походить на вас.
Армстронг открыл было для возражения рот, но командир резким движением остановил его.
– Нет, я не собираюсь дальше обсуждать это, Армстронг. Я хочу, чтобы вы над этим подумали. А затем, возможно, мы и поговорим о деталях. Если вам удастся смягчить свои грубоватые манеры, добавив в них долю участия, и показать, что кто-то может быть негодным солдатом, но при этом по-прежнему остается человеком, тогда ваши подчиненные последуют за вами куда угодно, потому что сами захотят этого, а не потому, что им это приказано.
Лейтенант сфокусировал свой взгляд на капитане и коротко кивнул, как бы подтверждая тот факт, что слова Шутта дошли до него.
– А что касается вас, лейтенант Рембрант, – продолжил командир, поворачиваясь на стуле лицом ко второму из своих помощников, – создается впечатление, что вы не хотите или не надеетесь, что кто-то будет относиться к вам как к примеру для подражания.
Лейтенант заморгала, удивленно глядя на него из-под темных локонов. Она не сделала попытки имитировать отсутствующий взгляд лейтенанта Армстронга, а когда Шутт продолжил, посмотрела ему прямо в глаза.
– Из ваших докладных может сложиться впечатление, что вы позволяете командовать ротой сержантам, хотя предполагается, что делаете это якобы сами, в то время как на самом деле исчезаете со своим блокнотом в поисках объектов, с которых можно делать наброски и зарисовки. – Он помолчал, уныло покачивая головой. – Так вот, я сам поклонник искусств, лейтенант Рембрант, и не собираюсь преследовать вас за это занятие в свободное от дежурства время. Вполне возможно, что я даже помогу вам устроить выставку, когда ваша служба в Легионе подойдет к завершению. Однако во время дежурства я ожидаю от вас полного внимания ко всему, что происходит в роте. Сержанты могут превосходно знать свое дело и могут даже думать, что именно они-то и управляют ротой, но их кругозор замыкается лишь на конкретной текущей работе, а уж никак не на перспективах. Работа, охватывающая перспективу, должна выполняться вами, Армстронгом и мной, и если мы не справимся с ней, то нашей роте не выбраться из дерьма. Но мы не сможем выполнить нашу задачу, если не будем знать о возможностях как каждого легионера, так и отдельных подразделений роты. Так вот, мы трое будем встречаться каждую неделю, если не каждый день, чтобы обсуждать и солдат и роту в целом, и я надеюсь, что вы будете принимать в этом самое деятельное участие. Я объяснил все достаточно ясно?
– Я… я буду стараться, капитан.
– Хорошо. Если люди стараются, значит, с ними еще можно работать. Это в равной мере касается и вас, Армстронг. Мы должны превратиться в глаза и мозг роты, а это означает, что нам следует действовать как единой группе внутри отряда. Это совсем как…
Он уставил палец в пространство между двумя лейтенантами и слегка повертел им в воздухе.
– И я не хочу в дальнейшем наблюдать вот эти маленькие игры, в которые вы играли передо мной, чтобы показать, кто лучший солдат. Так вот, вы двое, по сути, партнеры, и ваша первейшая задача – научиться проявлять терпимость к тому, что вас разнит. Мне думается, что существующие между вами различия должны работать на достижение взаимного расположения, особенно если каждый из вас научится полагаться на силы другого, вместо того, чтобы давать волю слепой зависти. Я не говорю пока об уважении, хотя надеюсь, что со временем придет и это. Для начала, вполне достаточно представить себе, что вы вдвоем несете одно полное ведро, держа его с разных сторон, и вам необходимо научиться двигаться согласованно, чтобы не расплескивать содержимое.
Командир откинулся на спинку стула и сделал жест рукой, будто собираясь выстрелить из пальца.
– А сейчас, как мне кажется, вы выйдете отсюда и, уединившись в укромном местечке, выпьете либо по чашке кофе, либо чего-то еще, а затем начнете подводить итоги всему услышанному…
Он позволил по своему лицу пробежать слабой улыбке.
– …оставив в стороне убеждение, что ваш новый командир – несправедливый и нерассудительный сукин сын.
Искрима, сержант, заведующий довольствием, был невысокий жилистый мужчина со смуглой кожей и вьющимися черными волосами. Его темные глаза были посажены довольно широко, а морщинистое, напоминавшее грецкий орех лицо почти всегда излучало сияющую улыбку. Вот это самое "почти" и делало его весьма заслуживающим особого внимания.
Шутт ответил, может быть несколько преувеличенно любезно, на приветствие и некоторое время изучал сержанта, прежде чем начать разговор.
– Без всякого намерения нарушить существующий порядок, который запрещает проявлять интерес к прошлому любого легионера, сержант, буду ли я прав, если, основываясь только на вашем имени, предположу, что ваши предки были филиппинцами?
Маленький сержант слегка кивнул в знак согласия, но на этот раз улыбка не пробежала по его лицу.
– Мне приходилось слышать, что филиппинцы – лучшие повара и одни из самых свирепых бойцов на всей старушке Земле.
На этом командир заработал скромное движение плеч, хотя теперь была заметна и намечавшаяся улыбка.
– Тогда, может быть, вы скажете мне, почему еда в нашей столовой не становится с каждым разом все лучше?
Шутт очень тщательно подбирал эту фразу. Согласно указанному в личном деле, сержант Искрима нападал на людей, пытавшихся критиковать его стряпню, и в двух случаях из трех это заканчивалось их госпитализацией. К тому же, очень важно было сказать именно то, что еда могла бы быть лучше, а уж никак не то, что она просто была плохая.
Но даже и при таких мерах предосторожности темные глаза на какой-то миг заблестели. Затем этот возбужденный взгляд погас, и сержант в очередной раз пожал плечами.
– М-ммм… меню мне устанавливает Легион. Мне указывают… Мне говорят, что я должен готовить то, что полагается. А мясо, которое мне дают… да это же просто, откровенно говоря, жилы… и кости. Я говорю заведующему снабжением сержанту, я спрашиваю его: "Как я могу приготовить это мясо? Посмотри на него! Покажи мне, как!" Но он только пожимает плечами и говорит: "Это все, что может позволить бюджет Легиона. Приготовь его как можно лучше". Вот я и стараюсь готовить как можно лучше из того мяса, которое он мне дает… и согласно меню, которое определяет Легион… но…
