Владимир Михальчук - Клыки Судьбы
Обувь у меня отменная. Застежки на сапогах-полуботинках каждого оборотня-оперативника изготовлены из крепкого магиталла. Толстая шкуросталь, то бишь кожа, заколдована самыми лучшими чарошвеями. Шнуровка состоит из многослойного не то полиэстера с резиновой нитью, не то вообще из магипластика - не разорвать. Потому трясина сдается, не в силах совладать с качеством ботинка. А я хватаюсь за колено и изо всех сил дергаю ногу вверх.
С утробным звуком ступня вылетает из болота. Поднимаются высокие каскады мутных брызг. Кто-то дружно охает невдалеке. Подозреваю, слегка заляпал спутникам одежду и физиономии. Ничего - вытереться рукавом в этом мире не считается чем-то позорным.
На этой мысли я с громким воплем, так и не отпустив пострадавшую ногу, всей массой грохаюсь в болото. Спиной, конечно же, вперед - по-другому в такой позе не упадешь.
Тошнотворная прохлада заливает глаза, проникает за шиворот. Не говорю уже о попранном достоинстве.
– Проклятый ландшафт! - ору со всей мочи и выбираюсь. На этот раз почти не ругаюсь - вспомнил о молоденькой спутнице. Эй нельзя слушать подобные высказывания из уст жителя легендарного Валибура.
– Согласна, места здесь нехорошие, - Харишша протягивает мне белоснежный платок. И откуда она его достала? Впрочем, черное одеяние некромантки может хранить в себе еще множество приятных сюрпризов.
Исследую платок на наличие пятен трупного яда, мало ли что. Кто его знает, может она этим лоскутом льняной ткани протирала десна мертвецам? Пятен не наблюдается, потому вытираю лицо и затылок.
Болотистый пейзаж плавно протекает перед глазами, изредка сменяется зарослями чахлого кустарника и вновь превращается в тот же самый болотистый пейзаж. Унылые тона, всевозможные оттенки темно-зеленого спектра; смолянистые кляксы в воде, пожелтевшие до коричневого копны густой осоки; дорогу преграждают высокие нагромождения замшелого бурелома; куцые деревья напоминают чахоточных карликов, среди них, будто горбатые ведьмы, виднеются болотные кочки.
Картина Гугиной трясины почти не отличается от влажной Тухлой рощи. Вот только деревьев поменьше. Сосны почти пропали, остались только невысокие березки и гниловатые ольхи. Кое где проглядывают тощие стволы одиноких елей. Нижние ветки настолько просочились влагой, что безвольно провисают до чавкающей поверхности болота. Кажется, что в древние времена над этими землями проходила сама Безнадега. Она устало присела на поваленное дерево, которых здесь и сейчас хватает. Потянулась, сердешная, отряхнула понурую голову, и дальше пошла. А в Тухлой трясине после ее ухода остались уныние, серость и скука.
– Долго еще? - ворчу на Эквитея.
Король пожимает плечами, мол, понятия не имею. Вот же подлец коронованный!
Ему должно быть стыдно. Приехал гость из далекого мира, надо бы гостя с почестями принять, накормить, спать уложить. А он, властелин здешних земель, чем занимается? То волочит доблестного пришельца по всяческим битвам, то заставляет воевать с полоумными хомункулюсами, то бросает в недра вонючего колодца. Хорошо хоть накормил бедного усталого оборотня. Да пообещал мифический мешок с драгоценностями. Вот и все прелести. Если положить их на одну шальку весов, а на другую вывалить все невзгоды, которые пали на мою бедную голову, получится серьезный перевес в нехорошую сторону. Вспомнить только ранение Клинны и потные пальчики епископа Шрухана на моем горле.
– Напомни, - говорю Эквитею, - куда мы сейчас направляемся?
– Ищем Проводника, - отвечает король. - Согласно легендам, на пути между Пустой горой и Тухлой рощей, обитает некий бессмертный дух.
– Что-то вроде того лесного деда из твоего повествования? - спрашивает Харишша.
– Кто знает, - уже в который раз пожимает плечами монарх. Если он продолжит таким образом отвечать на вопросы, то боюсь как бы у него не начался нервный тик. Будет идти и периодически дергать плечами, фамильный демон ему под хвост.
– А нельзя ли, - не позволяю королю подхватить это страшное заболевание нервов, - пойти просто по следу, который указывают, - бросаю взгляд на астролога, - звездочки Слимауса?
– Нельзя, - плечи Эквитея вновь слегка приподнимаются, но я панибратски хлопаю его по спине. Озадаченный такой фамильярностью, монарх прекращает пожимания и объясняет: - В этих местах может заблудиться даже самый матерый следопыт. Трясина ведь…
– Ну да, - вспоминаю потерпевший ботинок. - А никак не переплыть?
– Переплыть можно, но только с помощью Проводника.
– И что тут такого сложного? Можем и сами обойтись, уж поверь старому оперативнику, - хмыкаю, но продолжаю идти в указанном Эквитеем направлении.
Король не знает, что такое "оперативник", но решает поубавить мой пыл. Он начинает рассказывать историю о том, как в седые времена один король не воспользовался услугами болотного духа.
– Когда-то Преогаром правил, - начинает монарх, - Гуга Одноглазый, славный король и не знающий пощады завоеватель, мой далекий дед.
– Как понимаю, - заполняю белые пятна в истории Преогара, - именно в честь твоего давно почившего родственника назвали эти гиблые места.
Эквитей кивает и продолжает рассказ.
Монотонный говор короля убаюкивает, погружает в сладкую полудрему. Я очень рад, что обладаю редким даром: могу засыпать при любых обстоятельствах. Даже когда над головой свистят дротики магических онагров, даже когда за стенами ревут миллионы армии объединенных Сил Хаоса и Дальних Кругов. Даже на ходу - вот как сейчас. Я могу заснуть в любой позе и с полузакрытыми глазами. Согласитесь: отличное умение для оборотня такой воинственной профессии как я - оперативник. Солдат спит, а служба проходит мимо. По-моему это самое лучшее выражение из всех, какие только мне удалось услышать во времена службы в ДУБе, Дисциплинарном Учебном Батальоне Великой Армии Ее Высочайшего Величия.
Между тем сквозь сон доносятся слова короля. В полудреме нарисованные монархом образы оживают, становятся реальными. Мне кажется, что это я, а не Гуга Одноглазый, покидаю родной замок. Подо мной поскрипывает крепкое седло, на лошадином языке коротко поругивается боевой конь. А за спиной размеренный топот тысячи пеших воинов…
Войско вышло из столицы сразу же после обеда. Сытые рыцари добродушно шутили и посмеивались над молоденьким бойцом. Парень только сегодня облачился в свой первый доспех - восемнадцать лет, впереди ожидала первая битва. Шлем оказался слишком велик и постоянно норовил сползти, упирался защитной носовой пластиной в лишенный растительности подбородок молодого человека.
– Смотри, какой славный боец, - хохотали дружинники. - Как твердо шагает! Столько доблести, что дорогу не видит, малец.
