Константин Нефедьев - Тайна алмаза
Юнг вошел в комнату, где находился мальчик.
Петька скинул сорочку и остался в холщовой рубашонке, опорки поставил у дверей. Юнг присел на табуретку.
- Родители у тебя есть? - спросил он.
В глазах Петьки мелькнула тень.
- Папаня был, а мамки вовсе не было.
- Как это вовсе?
- Не было да и все.
- Ну, а папаня где?
- Нету.
- Убили, что ли?
Петька кивнул головой и отвернулся.
- Дядя Семен, а сколько стоит билет до Москвы?
- До Москвы? А зачем тебе, уехать хочешь?
Петька снова кивнул головой.
- Мне в Питере никак нельзя.
- Куда же ты поедешь, голова бедовая, ведь ты еще пацан? Да и деньги нужны.
Петька улыбнулся.
- Кто его знает, для вас я пацан, а для других, может быть, и не пацан. Он замялся, явно не желая продолжить разговор.
- Ты, оказывается, парень дошлый. А то, может быть, поживешь? А там я тебя куда-нибудь определю.
- Спасибо, дядя Семен, - голос Петьки дрогнул. - Мне в Питере нельзя. Да и вам тоже некогда со мной возиться. Вы вон царя сшибли, у вас и так забот теперь...
- Нет, Петька, никуда я тебя не пущу, а царя мы сшибли, чтобы вот таким, как ты, легче жилось. Кончится война, в школу пойдешь. Учиться хочешь?
- А я грамотный, дядя Семен.
- Это хорошо, что ты грамоту знаешь, а все-таки учиться тебе нужно.
- Нужно, - согласился Петька. - Только я, дядя Семен, поеду: мне в Питере никак нельзя.
- Да что ты заладил одно - нельзя, да нельзя, а ты возьми да и сделай можно. По-нашему, по-флотски. Ну?
Петька вздохнул и отрицательно покачал головой.
Юнг задумался. Про себя он уже решил приручить этого мальчугана. Но его озадачило упорство Петьки.
- Ну, скажи мне, почему тебе нужно уехать из Питера? - неуверенно спросил Юнг.
Петька быстро вскинул глаза и сразу же их опустил.
- Нет, дядя Семен, не скажу.
- Значит, со мной ты больше не желаешь иметь знакомства.
Петька подошел к Юнгу и прикоснулся к его плечу.
- Я, может быть, еще не уеду, а только сейчас мне непременно надо уйти.
Он умоляюще посмотрел на Юнга.
Худое, курносое лицо Петьки, покрытое редкими веснушками, выражало такую печаль, что у Юнга невольно сжалось сердце. Он привлек Петьку к себе и крепко прижал...
- Экий ты хороший и чудной... Ну вот что, Петька, коли тебе так нужно уйти, то валяй, а когда вспомнишь меня, приходи. Я тебе завсегда помогу. Обещаешь?
- Обещаю, дядя Семен.
- Ну, а сейчас подожди, придет командир - я тебе кое-что из провизии соображу, да и одежонку бы не мешало сменить. А ну-ка, примерь.
Юнг извлек из-под кушетки сильно поношенные, но еще целые сапоги.
- Это у меня запасные, - пояснил он. - Мне они ни к чему.
Он порылся в углу и протянул Петьке старую тельняшку и сильно порыжевшие суконные клеши.
- Будешь заправский моряк, скидай барахло.
Но Петька заложил руки за спину и сделал шаг назад.
- Спасибо, дядя Семен, я уж как-нибудь в другой раз...
- Да чего ты жалеешь, ну?
Юнг дернул Петьку за пояс, на пол упал и покатился какой-то предмет. Юнг взглянул и ахнул. На полу лежала в точности такая же коробка в черной бумаге, как та, которую он нашел у убитого прошлой ночью.
Юнг протянул руку, чтобы поднять ее, но Петька уже схватил коробку и засунул за пазуху. Лицо его побледнело, глаза засверкали, как два уголька; он отскочил к углу и затравленным зверьком смотрел на Юнга. "
Дела", - подумал Юнг.
Ему ничего не стоило отобрать у Петьки коробку, но в первую минуту он этого не сделал, а сейчас, глядя в эти испуганные мальчишечьи глаза, медлил. В соседней комнате раздался стук, и Юнг вышел, плотно прикрыв за собой дверь. В комнате уже раздевался комиссар Широких, стряхивая с одежды капли дождя.
- Ну и погодка! Кувалдин не приходил?
- Никого не было.
- Любопытная история получается, Семен. Никакого убитого там уже нет.
- То есть как нет?
- Очень даже просто. Видимо, его кто-то унес.
Юнг пожал плечами.
Широких закурил папироску и с минуту о чем-то озабоченно думал.
- Очень непонятная история! Жаль, не можем заняться этим делом. Потайные ходы, мужчина и женщина, трое нападающих, пролетка за углом... и, наконец, эта находка. Н-н-да! Ну, а ты разобрался, Семен?
- Пока что нет. Маловато я еще знаю, учиться бы мне. Да вот не знаю на кого.
- Эх, Семен. Молод ты еще, нет у тебя еще в жизни настоящего уклада, а я вот в твои лета механиком был, а потом лучшим мастером паровозного депо стал. И век бы мне чинить паровозы, да вот пришел я в гости к одному знакомому. У него свой сад был. Повел он меня к своим цветам и показал один... называется он алхимелией. Листочки розовые, наподобие манжеток. День был жаркий, сухой, трава кругом вянет, а в середине листочков этой алхимелии вдруг на наших глазах капельки воды выступили, чистые, как слеза. Чудо! Вот этот цветочек и изменил мою судьбу.
Лицо комиссара было задумчивым. Видно было, что сейчас он касается чего-то самого сокровенного, близкого.
- С детства любил я цветы. Видел бы ты, какие у меня розы цвели, примулы, гортензии, филодельфусы...
- Говорят, цветы людям жить помогают, - вставил Юнг.
- Это правильно, да не во всякое время. Красивые серьги. да бусы тоже хороши к платью шелковому, ну, а коли, нет его, значит, выходит, нужно вначале обзавестись этим платьем, а уже потом думать о нарядах. Вот изменим жизнь, тогда и цветы у нас к месту будут.
Юнг слушал комиссара с немалым изумлением. И раньше ходила молва, что Широких до войны был цветоводом, но до сих пор не верил Юнг. Не верил, что такой серьезный и умный человек, каким он считал комиссара, мог заниматься какими-то цветочками. А сейчас, услышав откровенное признание своего командира, он поверил в молву.
Юнг, увлеченный своими мыслями, совсем забыл о Петьке и происшествии, которое случилось перед приходом Широких, а когда вспомнил, спохватился.
- Иван Ильич, вы когда уезжали, коробочка была у вас?
- Вот она.
- Это просто удивительно!
Юнг в нескольких словах рассказал о Петьке.
- А ну-ка, давай с ним потолкуем. - Лицо командира стало серьезным.
Юнг открыл дверь и сразу же бросился к раскрытому настежь окну.
Петька исчез.
Глава 5
Перед грозой
Дождь кончился, по улице торопливо прошагал отряд вооруженных людей. Вслед за ними, пыхтя и чихая, проехал броневик.
Боковой люк был откинут, и из него задорно выглядывал вихрастый парень. Кучки прохожих, толпившихся на улице, разглядывали бронированную машину. На ее борту белой краской было выведено: "В хвост и в гриву!", "Даешь анархию!"
На площади стояла молчаливая толпа, в центре, на трибуне из бочек, ораторствовал человек в очках.
- Получается, граждане, что войну нужно продолжать. Эта война - защита отечества, защита наших кровных интересов. Да здравствует временное правительство! Война до победного конца!
