Эдвард Смит - Трипланетие. Первый Ленсмен
— Нет. Не только гладиаторы замешаны в этом. У нас есть могучие покровители при дворе. Один из них уже отточил клинок, чтобы вогнать Нерону меж ребер… все время таскает его с собой. И я знаю, что император ничего не подозревает. На этот раз мы его достанем, Ливиус!
В этот момент Нерон, развалившийся на троне, зашелся диким хохотом — на арене львы рвали тело молодой христианки.
— Что я должен делать? — спросил беотиец.
— Сначала ты должен кое-что узнать, — фракиец сделал паузу. — Тюрьмы переполнены христианами, их гонят на арены, закапывают живьем в землю для устрашения остальных. Кроме того, несколько сотен распнут на крестах.
— Почему бы и нет? Все знают, что они отравляют колодцы, убивают детей и занимаются магией. Сплошные ведьмы и колдуны!
— Возможно, — Киннет передернул массивными плечами. — Но завтра ночью тех, кого не распнут… — он сделал паузу и вдруг спросил:
— Ты когда-нибудь видел, как из людей делают факелы?
— Только раз. Потрясающее зрелище! Кровь закипает, словно в бою… как в тот момент, когда враг умирает на кончике твоего клинка. Значит, ты имеешь в виду, что их…
— Да. Прямо в саду императора. Когда свет станет достаточно ярким, Нерон откроет торжественное шествие. Его колесница проедет мимо десятого факела, и наш сообщник метнет нож — тот самый, который он точит уже неделю. Преторианцы набросятся на толпу, начнется неразбериха, и тут-то мы и ударим. Вырежем стражу, проникнем во дворец и разделаемся со всеми… Мужчины, женщины, дети — все умрут! Все!
— Это хорошо — на словах, — Ливиус был настроен несколько скептически. — Великие гладиаторы вроде Киннета Фракийца могут гулять, где угодно, и получат шанс позабавиться в этой заварушке. Но мы-то, простые смертные! Мы будем заперты в казарме!
— Не беспокойся, все продумано. Кое-кто из высокородных римских граждан уговорил ланист устроить пир для гладиаторов сразу после распятия. И пьянствовать мы будем в Клавдиевой роще, как раз напротив императорского парка.
— Хо! — выдохнул Ливиус, его глаза разгорелись. — Клянусь Баалом, Бахусом и отвислой задницей Изиды! Впервые за все эти годы я чувствую себя человеком! Перебьем эту нечисть, а затем… Но погоди… Оружие! Где взять оружие?
— Наши сообщники из благородных пронесут под плащами мечи. Сначала прикончим ланист, потом — собак преторианцев. Но запомни, Ливиус… Тигеллин, трибун гвардии — мой! Я сам вырву ему сердце!
— Обещаю. Я слышал, он позарился на твою жену… — беотиец стиснул кулаки и негромко рассмеялся:
— Ну, будет потеха! Ради такого дела не страшно умереть — и мне кажется, что я уже слышу плеск весел Харона. Чувствую, сегодня мой меч никому не даст пощады…
— Спокойней, Ливиус, побереги силы. Что до меня, то я не волнуюсь. Я принес жертвы Юпитеру… он никогда не оставлял меня раньше, не оставит и сейчас. Кто бы не встретился мне сегодня на арене — человек или зверь, — умрет!
— Надеюсь. Слушай! Звучат трубы… Кто-то идет сюда.
Дверь распахнулась. Ланиста — тучный и рослый, с мечом и плетью у пояса, — вошел в клетушку. Двери закрылись за ним, раздался скрежет ключа в замке, заглушенный воплями с арены. Несколько минут хозяин молча разглядывал Киннета; чувствовалось, что он сильно взволнован.
— Ну, Железная Рука, — наконец сказал он, — неужели тебе не интересно, кто там ждет на арене?
— Ни капли, — безразлично произнес Киннет. — Разве что выбрать подходящий клинок. А ты запыхался… Почему? Что-то особенное?
— Особенное? Поединок года! Киннет — Фермиус! Без всяких ограничений! Любое оружие, любые доспехи. Ставки на десять миллионов сестерций!
— Фермиус! — воскликнул беотиец. — Галл Фермиус! Да прикроет тебя Афина своим щитом!
— Можешь пожелать того же мне, — с грубоватым юмором заметил ланиста. — Я поставил тысячу на Киннета, один к двум, до того, как узнал имя противника. Послушай, Железная Рука, — он повернулся с своему бойцу, — если ты вышибешь из него дух, треть выигрыша — твоя!
— Благодарю. Можешь пока подсчитать мою долю. Говорят, Фермиус хорош на арене, но в деле я его не видел. Он сильный и быстрый — чуть полегче меня, но немного быстрей. Он знает-, что я предпочитаю фракийский стиль, и выберет, скорее всего, тяжелое самнитское вооружение. Ты не знаешь?
— Нет. Об этом мне не сказали. Условия гласят одно — бой без ограничений!
— Хм-м, без ограничений… Наверняка он натянет самнитский доспех! Такие поединки тяжеловаты, зато можно потянуть время, а затем пустить в ход кое-какие трюки… Ладно, я возьму меч и пару кинжалов. И еще… Достань-ка мне булаву. Самую легкую, которая найдется в оружейной.
— Булаву? Но фракийцы не…
— Булаву, я сказал! Или ты сам собираешься драться с Фермиусом?
Ланиста выглянул в окно, что-то рявкнул, и через несколько минут принесли оружие. Взяв булаву двумя руками, Киннет раскрутил ее над головой и нанес мощный удар о выступ каменной стены. Булава осталась неповрежденной. Они продолжали ждать.
Вновь прозвучали трубы, и оглушительный шум сменился почти полной тишиной. Затем дверь распахнулась.
— Неустрашимый Фермиус против отважного Киннета, — донесся голос с арены. — Время поединка не ограничено. Оружие — по выбору бойцов. Начинайте!
Две рослые фигуры застыли друг против друга в центре арены. Доспехи Киннета, шлем и щит тускло поблескивали сталью; помятые и исцарапанные, они были созданы для боя и использовались в бою. Панцирь галла был покрыт затейливым чеканным орнаментом, на шлеме покачивался яркий плюмаж, щит сиял серебряными украшениями. Казалось, ни меч, ни трезубец противника еще не касался всего этого великолепия. Фермиус, видимо, был щеголем.
Гладиаторы одновременно шагнули вперед и повернулись лицом к подиуму, где в мягком развалился Нерон. Шум разговоров — булава вызвала немалые толки и споры — внезапно стих. Киннет подбросил палицу в воздух, галл несколько раз крутанул над головой длинным острым мечом. Они прокричали в унисон:
— Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!
Взлетел вымпел, возвещавший начало схватки — ив тот же миг бойцы сорвались с места. Фермиус взмахнул мечом, сделав стремительный выпад, но промахнулся. Булава в руке Киннета летала как перышко, нацелившись в грудь противника — но сверкающий панцирь остался невредим. Фракиец надеялся, что никто не заподозрил, что атака была ложной; он собирался бить ниже, много ниже. Фермиус снова занес клинок, на секунду приоткрывшись, и Киннет ударил; потом — еще и еще раз.
Но, как и говорили, галл оказался быстр и силен. Первый удар, нацеленный на незащищенное правое колено, он отразил щитом.
