Андрэ Нортон - Лунная магия. Книга первая: Луна трех колец. Изгнанники звезд
Острая боль в голове — и на время всё кончилось.
Боль отправила меня во тьму, но она же и вывела меня из неё и сопровождала весь период, когда я неохотно приходил в сознание. Сначала я не мог понять, что терзает моё тело. Наконец я осознал, что лежу, привязанный, ничком на спине грузового каза и меня больно подбрасывает при каждом шаге животного.
Я услышал шум, человеческие голоса, стало ясно, что меня сопровождают несколько всадников. Но говорили они не по-ырджарски, и я ничего не понимал, кроме отдельных слов.
Не знаю, долго ли длился этот кошмар, потому что я несколько раз впадал в беспамятство. Под конец, измотанный болью, я даже взмолился, чтобы больше не выходить из благостного мрака, и он тут же вновь поглотил меня.
Жизнь в космосе закаляет тело, оно привыкает к стрессам, напряжениям и опасностям и нелегко сдаётся при Дурном обращении, что я болезненно констатировал в последующие дни. Меня сняли с каза самым простым способом: перерезали путы и сбросили на жёсткую мостовую.
Перед глазами мерцали факелы и фонари, но моё зрение было так затуманено, что я лишь смутно различал фигуры моих похитителей, тенями мелькавшие вокруг. Затем меня схватили за плечи и потащили, после чего толчком выпихнули на крутой склон, и я скатился в какое-то довольно тёмное место…
Я не понял сказанного мне, и фигура рядом тяжело опустилась. В лицо мне плеснула жидкость, и я чуть не задохнулся. Но вода была хороша для моих пересохших губ, и я облизывал их горящим языком. Меня схватили за волосы, чуть не вырвав их с корнем, подняли голову, в рот полилась вода, и, едва не захлебнувшись, я всё-таки ухитрился сделать несколько глотков.
Этого, конечно, было мало, но всё же мне стало легче. Рука, державшая мои волосы, разжалась, я ударился головой об пол и опять впал в беспамятство.
Когда я пришёл в себя после обморока или сна, или того и другого вместе, кругом стояла кромешная пугающая тьма. Я моргал, пытаясь прояснить зрение, пока не сообразил, что виноваты не глаза, а место, где я находился. С бесконечными усилиями я приподнялся на локте, чтобы получше разглядеть место моего заключения.
Тут не было ничего, кроме грубо сколоченной скамьи. По полу была разбросана гнилая солома, которая крепко воняла, и тем сильнее, чем больше я принюхивался. В одной стене на высоте моего роста было прорезано узкое оконце, не шире двух пядей, через него сочился жидкий сероватый свет, терявшийся в тёмных углах. На скамье я увидел кувшин, и он сразу сделался для меня самой желанной вещью в мире.
Я не смог встать на ноги. Даже попытка сесть вызвала такое бешеное головокружение, что пришлось закрыть глаза, уносясь куда-то в пространство. Но всё-таки я добрался до сосуда, обещавшего воду, — дополз на животе, извиваясь, как червяк.
Пока я полз, во мне попеременно брали верх то надежда, то отчаяние, но в кувшине действительно оказалась жидкость — и не просто вода, а с чем-то смешанная, поскольку у неё был весьма кислый вкус, сводивший рот. Но я жадно пил — ведь приходилось лакать и хуже — и представлял себе, что это вино. Я попытался было разумно ограничить себя, но как только вода попала на язык, облегчая муку пересохшего горла, мои намерения отставить кувшин, пока жидкость ещё плещется в нём, разлетелись в пух. В голове наконец-то прояснилось, и вскоре я уже мог двигаться без приступов головокружения. Возможно, странный привкус воде придал какой-то наркотик или стимулятор. В конце концов, я доковылял до оконной щели — посмотреть, что там, снаружи.
Там ещё светило солнце, но его лучи доходили до меня только отражённым светом. Поле зрения было исключительно узким. На некотором расстоянии возвышалась крепкая серая стена, похожая на стены любой крепости Йиктора. Больше ничего не было видно, кроме мостовой, которая, видимо, шла от основания здания, в котором я находился, до той стены.
Зато мимо моей щели прошёл человек. Он ни на миг не задержался, но мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что это вассал какого-то лорда — он был в кольчуге и шлеме, на плаще выделялась жёлтая нашивка с чёрным гербом. Я не успел рассмотреть герб, да, впрочем, и не смог бы узнать его, поскольку геральдика на Йикторе не касалась Торговцев.
Но жёлтое с чёрным — ведь я видел эту комбинацию! Однако, когда и где? Я прислонился к стене и постарался вспомнить. Цвет… В последнее время я часто думал о цветах, о серебряном и рубиновом костюме Майлин, гвоздично-розовом и сером её вывески, оказывающей столь странное влияние, вывесках других мест развлечений… тускло-красная с зелёным вывеска игорного дома, которая не просто зазывала — она прямо кричала!
Игорная палатка! Обрывки памяти сложились в мысленную картину… Гек Слэфид за столом, столбики фишек, как башни удачи, и слева от него — молодой дворянин, который так пристально вглядывался в меня, когда мы с Майлин проходили мимо. На нём тоже был плащ, блестящий, полушёлковый, ярко-жёлтый с вышитым на груди чёрным знаком орла. Но из этих обрывков я не мог пока сложить приемлемую модель.
У меня была ссора всего с одним йикгорианцем, Отхельмом, но никак не с молодым человеком в чёрном и жёлтом. Я не мог найти логической связи между двумя так далеко отстоящими друг от друга людьми. Продавец животных никак не мог попадать под протекцию лорда. Моё знание йикторианских обычаев было полным настолько, насколько плёнки Торговцев могли их описать, ведь для того, чтобы изучить все нюансы социальной жизни и обычаев планеты, потребовались бы многие годы. И вполне могло быть, что именно ссора с Отхельмом привела меня к теперешнему неприятному положению.
Однако где бы я теперь ни был, это место наверняка не в районе ярмарки. Это опять-таки было более чем странно. Я мог вспомнить, да и то с трудом, только часть пути на спине каза, а до этого меня схватили в Ырджаре, и я был насильно выведен из-под юрисдикции суда ярмарки — факт, настолько противоречивший всем нашим знаниям о местных обычаях, что трудно было поверить в случившееся. Те, кто захватили меня, а также тот, кто отдал такой приказ, и посредник, который договорился об этом деле, могут быть поставлены вне закона, как только станет известно о моём исчезновении.
Но какую ценность я представлял собой, чтобы похищать меня, пренебрегая такой опасностью? Только время и мои похитители могли ответить на этот вопрос. Но, похоже, это предстояло не скоро, потому что время шло, а ко мне никто не приходил. Я проголодался и, как ни старался растянуть запас воды, всё-таки выпил её до последней капли и опять почувствовал жажду.
Тусклый свет окончательно рассеялся, когда кончился день, и ночь окутала меня тёмными волнами. Я сидел, прислонившись к стене напротив двери, и прислушивался к звукам двора, чтобы собрать хоть какую-нибудь информацию. Время от времени до меня доходили искажённые и приглушённые голоса. Прозвучал горн, видимо, возвестивший о чьём-то прибытии. Я снова встал и поплёлся к окну. На серой стене плясал луч фонаря, я услышал голоса. Потом промелькнули человеческие фигуры, одна была в дворянском плаще и шла шага на два впереди трёх других. Вскоре я услышал звяканье металла на лестнице. Что-то толкнуло меня вернуться на старое место — к стене напротив двери. И только когда они вошли в камеру, я немного разглядел их.
