В Храмов - Сегодня - позавчера_3
А зверь летел по тропе дальше, раскидывая людей, как шар боулинга раскидывает кегли.
Я выхватил свой пистолет, принял положение для стрельбы с колена и, превозмогая боль располосованного живота, всаживал пулю за пулей в бурый холм мышц и жира, что калечил моих друзей.
Не, я не думал даже, что это сможет его убить. Я хотел отвлечь зверюгу от моих спутников, заагрить на себя. И мне это удалось. Как раз, когда кончились патроны и затвор остался открытым.
С оглушающем рёвом страшная медвежья морда повернулась ко мне. ЁПТЬ! Страшно-то как! Я чуть на обделался.
И тут включился "калькулятор" в моей башке - моё холодное и расчётливое альтер-эго.
- Отставить рефлексию! - приказал он мне, - он только морду повернул. А нам он нужен весь! Ори!
И я заорал. От боли, от страха, ужаса, от злости на себя, испугавшегося всего лишь дикого зверя. От обиды и досады, что расслабился не вовремя и прохлопал засаду. От жалости к своим спутникам.
Наверное, у меня хорошо получилось реветь - зверь развернулся весь, встал на задние лапы, воздел передние и заревел ещё пуще. Гля, какие же у него зубы! Не зубы - шпалоподбойки!
Но, я тоже встал на ноги, воздел руки, с невесть как оказавшимся в правой руке копьём, и тоже заревел. Без слов, просто рёв.
И он кинулся. Блин, кто бы мог подумать, что такая туша может обладать такой скоростью и сноровкой!
Я едва успел рухнуть на колено, выставив копьё на нависающего медведя, уперев заострённый тыльник копья в землю. Почему я так сделал? Не знаю. Я позже много думал об этом, узнал, что это обычный, в средневековье, способ обороны копьеносцев от конницы, но это позже, а в этот момент сработало что-то глубинное и подкорковое.
Зверь нарвался на наконечник копья, который легко пронзил его толстенную шкуру и насадил себя собственным весом и ускорением на копьё, как на шомпол.
Думаете это конец? И я так подумал, видя, как наконечник копья исчезает в теле зверя. А вот хер я угадал! Древко копья стало изгибаться в моих руках, я рванул в сторону, на миллиметры уходя от ужасных когтей и клыков, когда с громким и сухим треском древко лопнуло, перекрыв звуком лопающего дерева даже рёв раненного зверя. И если бы не моя способность при выбросе адреналина резко взвинчивать жизненные процессы - каюк мне!
И тут я увидел безжизненное тело Прохора. В крови лежал, сломанной куклой.
- Моего сына! - взревел я, разворачиваясь к медведю.
"Чё? Сына?" - промелькнуло удивление "калькулятора".
"Не отвлекай! Помогай!" - велел я ему.
Зверь готовился к атаке, я - тоже. Штык-нож в руке, ярость взвинтила обороты моего сознания, замедляя время вокруг меня, кровь кипит адреналином.
Надо было поднять зверя на дыбы. Я вскинул руки и опять взревел. Ну, вот, хороший мишка, тоже встал на дыбы, пугает рёвом.
Только, миша, "курортник" - как-то иссяк. Перед тобой - майор Кузьмин, что под танками горел! Да в режиме слоу-мо!
Прямым ударом ноги, обутой в добротный берц, я забил обломок копья ещё глубже - для этого и поднимал медведя на две кости. Поднырнул под удары лап, не совсем чисто - когти зверя прожгли болью - и с размаха всадил штык-нож в горло зверя. Снизу вверх, под основание нижней челюсти. Попытался увернуться, но медведь опять неприятно поразил своей расторопностью - его лапы сомкнулись вокруг меня, как гидравлические домкраты.
От шума крови в ушах, от багровой занавесы на глазах, не видел и не слышал как мои спутники с визгами, писками, криками, кто что смог издать из стиснутого болью и ужасом горла, накинулись на зверя со всех сторон и начали кромсать бурую шкуру топтыгина ножами и штыками, опасаясь стрелять, боясь попасть в меня.
Так, коллективными усилиями зверя и завалили.
Меня вытащили, растормошили - я был в полуобморочном состоянии. Я оглядел своё воинство - стоят, уперев руки в колени, дышат, как загнанные лошади, в крови и грязи с ног до головы.
- Да, пошли по шерсть, а самих остригли - прохрипел я.
И тут меня в груди обожгло:
- Прохор, сын!
Блин, что это? Какой он мне сын? Почему я второй раз его так называю?
Прохор лежал изломанный, смертельно бледный, мелко и часто дышал, но был жив.
- Жив! Слава Богам! - вскричал я, оборачиваясь к своим спутникам - кто из них мобилен?
- Кадет, ты американским тарантасом справишься?
Кадет кивнул. Он тоже был бледен, в крови, но цел - он шёл в цепи замыкающим, потому ему досталось меньше остальных - он успел выставить перед собой карабин. Оружие - в хлам, но Кадет отлетел в куст и обделался испугом. А кровь - это медведя.
- Срочно беги за Дашей! Привезёшь её на бэтере. И мухой! Одна нога - другой - не вижу! Цигель!
Кадет побежал, а я без сил сел на подрагивающую тушу зверя. Громозека передо мной упал на колени, закатил глаза и завалился на спину. Понятно, шоковое состояние отходит. Досталось осназовцу. Надо было ему помочь, но я сам - едва в сознании. А лейтенант - баюкает руку, зажав ею располосованный бок, закусив губу, бледный, как крахмальная скатерть, в глазах - стекло боли.
- Ничего, Даша - спасёт. Осталось самое сложное - ждать, - прохрипел я.
Надо говорить, иначе отрублюсь от боли. Жаль, нет противошокового. Кстати, надо навспоминать лейтенанту что-нибудь про боевые аптечки. Говорить! Говорить, чтобы жить! Или петь:
- Что мне за роль выдала боль? С головой!
Нет мне мечты - встать у черты Роковой.
И никогда я не просил - я так жил
Болью своей, ролью своей - я не дорожил
По раскрошенной душе моей
На обратной стороне написал: "Поверь!"
Время развевало в дым следы
Что осталось мне теперь?
Собирать свои дары.
По временам выпало нам
По рукам!
Быть красотой, стать высотой
Дуракам!
Так и терпел, жизнью кипел
Истину имел
Долго не ждал, сил не терял
Что же нужно нам?
Вот так и сидел, пытаясь петь, но на самом деле просто выл, раскачиваясь, с закрытыми глазами.
Полевая медицина по-уральски.
Её я почувствовал. Открыл глаза. Она бежала по тропе, сверкая изумрудными молниями из глаз, отмахивая рукой. Коса причальным канатом билась сзади, косынка сползла, полы платья заткнуты за пояс.
Подбежала, на долю секунды обняла, чмокнула, и упорхнула, прежде, чем я начал отстраняться. Им помощь была нужнее - я не помру, я же, блин, долбанный горец! Дункан, мать его, МакКлауд! Но, она и сама это знала. Упорхнула мне за спину, к Прохору.
- Жив? - спросил я, так как сил повернуться не было.
- Выживет.
- Поправишь?
- Да. Живород сделаю.
- Как? Он же твой сын!
- Дурашка! Тем более, что сын! Его поток жизни я знала всю его жизнь, он же - сын мой!
- То, что было тогда - это установление соединения? - дошло вдруг до меня, - это мы так синхронизировались?
