Александр Громов - Запруда из песка
И Настасье не дам. Чувствую это. Они ведь похожи – та моя жена и эта. Обе добры, не слишком умны, зато и не вздорны, а главное, умеют не мешать. Что еще надо?
Мне – ничего. Это прежнему Фролу Пяткину захотелось бы много большего, а нынешнему хорошо и так.
Только когда Настасья вышла, я сообразил, что не спросил ее, гуляла ли она сегодня, дышала ли воздухом и как вообще себя чувствует. Зря это я. Ну да и вечером проявить наружную заботу будет не поздно. Толку от нее – ноль, но Настасье будет приятно.
В следующую секунду я уже думал о деле. Масштаб задачи и восторгал меня, и пугал. Тем лучше. Хорошенько испугаться – это я люблю. Испуг меня заводит. Не понимаю тех, кто способен мыслить без эмоций, – арифмометры они, а не мыслители. За малыми исключениями науку двигают вперед страстные люди, а не снулые рыбы. Прощай, прежний снулый Фрол Ионыч! Не всплакну о тебе.
Вот, кстати, еще одна загадка природы – переселение душ. Почему природы? Да потому что бога с его своеволием тут не надо – просто мировой порядок таков. Очередной закон натуры. О нем пока лучше молчать, но когда-нибудь я его расколю, если только доживу. Вот это настоящая задача! Сочная, вкусная, и уж куда трудней, чем выяснить, за какие грехи чужие роняют на нас астероиды.
Но я уже думал о другом. То есть не совсем: мне пришло в голову, что легкомысленная фраза, сказанная мною жене об астероиде, возможно, не такая уж легкомысленная. Не исключена связь между трусливым начальством моей жены и стоящей передо мной задачей. Цензура, несомненно, нужна, кто спорит. Должен же кто-то отсеивать хоть часть той шелухи, что лезет на экраны, страницы и в микрофоны. Идеологическая цензура, в общем, тоже нужна – даже теперь, когда Экипаж един и крепок. Вопрос в том, кто ею занимается и чего хочет на деле, а не на словах. Беда Экипажа в том, что в нем до черта всевозможных контор, а законы Паркинсона еще никто не отменял. Финал известен: до предела раздутые штаты и полная недееспособность, хотя от всех и каждого пар валит. Система, работающая исключительно на себя. Множественные жировики на теле Экипажа. Когда их количество превысит критическое, Экипаж подергается судорожно несколько лет, да и развалится с печальными последствиями. Не хочу дожить до них.
По указке чужих человечество сколотило из себя Экипаж. Кромсало по живому, отсекало ненужное, сбивало потенциально полезное длинными блестящими гвоздями Устава. Распределило обязанности, разобралось со старшинством, установило новые правила игры. При ошибках, при неодолимой тяге к старому – терпело наказания. Исправляло ошибки, очевидные и не очень. Создало грандиозную структуру, пригодную для больших дел. Но Паркинсон!.. Неужели чужие вообразили, что Экипаж вечен?
А ведь не исключено. Что они о нас знают! Поэтому при первых замеченных симптомах болезни – бац в нас астероид! Может, симптомы лишь кажущиеся, может, реальные – поди разбери. Бьюсь об заклад, не только людям свойственно ошибаться. А послания нет исключительно потому, что чужие сами толком не знают, как врачевать сию хворобу, – сами, мол, догадайтесь.
Можно подумать, что мы неошибающиеся айболиты…
Ладно, как гипотеза – сойдет. Я вытянулся на диване и попытался припомнить, какие еще выдвигались гипотезы о замыслах чужих. С этого, конечно, следовало начать.
Помнится, кто-то говорил мне о нескольких сотнях выдвинутых гипотез. Людям нравится выдумывать, если на то есть время, а оно имелось в достатке. Без малого полвека – это срок.
Элементарный поиск в Сети принес богатый улов. Общепринятая гипотеза галактической войны оказалась далеко не первой из предложенных. Выдвигались гипотезы и побанальнее: гипотеза чистого эксперимента была одной из них. Берут гидру, кромсают ее в лапшу и следят за регенерацией. Берут крысу, дают ей пять тысяч рентген одномоментно и удивляются: второй месяц живет, паскуда! Набирают добровольцев из студентов и заставляют их играть в ролевые игры типа «заключенный – надзиратель». Вся суть этой гипотезы сводится к двум словам: ролевая игра. Правда, мы не добровольцы.
Банальнее была только гипотеза конкуренции: мол, чужие озабочены, как бы человечество со временем не превратилось в опасный для них космический фактор. Стало быть, усиливающихся надлежит ослабить, а как – вопрос уже второй. Лучше всего под маской заботы. Просто и понятно.
Казалось бы. На самом деле отнюдь не так просто и не вполне понятно. Перестав тратить безумные деньги и человеко-часы на всякую чепуху с бантиками, мы стали сильнее, а не слабее. Это раз. В космосе чужие не чинят нам препон – это два. Они даже не уничтожают наши космические аппараты, предназначенные для дальнего обнаружения астероидов и – страшно сказать – борьбы с ними. Астероидная опасность вообще здорово подхлестнула космические программы. Что-то не похоже, чтобы чужие пытались остановить нас. Скорее – направить.
Кстати. От таких конкурентов, как мы, было бы гораздо проще избавиться, столкнув с Землей действительно крупный астероид вроде Цереры или Весты. Но чего нет, того нет. Похоже, чужим надо, чтобы мы жили.
Уже неплохо. Но зачем им надо, чтобы мы жили?
Вопрос без ответа.
Особняком стояла гипотеза дрянного мальчишки. От гипотезы чистого эксперимента она отличалась тем, что исследователь, ставя эксперимент, все-таки преследует какую-то цель, отличную от вульгарного хулиганства. Пожалуй, это была самая дохлая гипотеза. О целях эксперимента рано или поздно можно догадаться, но что можно сказать о мотивации асоциального придурка без царя в голове? Да еще инопланетного?
О мотивации – немного. Дать прогноз на будущее – невозможно. Вся польза от гипотезы (если она подтвердится) сводится к констатации: и у чужих в семье не без урода.
Мне никогда не нравилась эта гипотеза. А почему? Пожалуй, лишь из-за ее бедности. Непонятно, как подтвердить ее, и не за что ухватиться в случае подтверждения. Никто не будет знать, что делать. Что может кошка, мучимая юным садистом? Почти ничего, вопли не в счет.
Эти пять гипотез – галактической войны, альтруизма, эксперимента, дрянного мальчишки и конкуренции – считались основными и наиболее вероятными. Каждая из них, особенно первая, официальная, породила не один десяток модификаций. Кроме них имелось некоторое количество совсем уж экзотических, чтобы не сказать фантастических, гипотез. Например: чужих не существует и никогда не существовало, а все падения астероидов подстроены мировой закулисой, чтобы утвердить на планете казарменный порядок. Мне встречались дремучие умы и клинические либералы, исповедовавшие эту гипотезу, как религию. Они были убеждены, что в распоряжении пресловутой закулисы имеются средства для обнаружения, вылавливания и доставки подходящих астероидов куда надо. Я предпочитал не спорить с клиническими: психиатрия – не моя область.
До ужина, за ужином и после ужина я ломал голову. Могу похвастаться: я ее не сломал, а только утомил, после чего пришел к двум выводам. Первый: кавалерийским наскоком задачу мне, конечно же, не решить. Собственно, если бы она могла быть решена в течение одного вечера на диване, то это уже давно было бы сделано. В Экипаже не только у меня прилично работает голова. Ладно, решил я, подожду. Ждать придется недолго: уже завтра нашу группу завалят материалами, не утонуть бы в них. Среди них будут, разумеется, материалы всех уровней секретности. Изучим, помозгуем.
Второй вывод был с виду прост, но крайне важен. Строго говоря, он даже не был выводом, а был постулатом: поставленная генералом Марченко задача имеет решение, цель чужих принципиально постижима с помощью человеческого разума. Ибо если нет, то к чему весь этот сыр-бор?
С данной мыслью я и уснул. Настасья уже давно спала.
9. Мишень и пули
От яда познания нет спасения.
Александр ЗиновьевНикогда в жизни Фрол не видел своими глазами, как падает астероид. Почти все они упали до его рождения. Лишь падение двух космических гостинцев он теоретически мог бы наблюдать: астероид, уничтоживший Мельбурн девятнадцать лет назад, и самый последний астероид, васюганский. Родители Фрола видели в юности падение московского астероида и рассказывали о нем преимущественно междометиями. Впрочем, один импакт похож на другой, если сталкивающиеся с Землей небесные тела примерно равны друг другу по массе и входят в атмосферу приблизительно с одной скоростью, разве что под разными углами. Падение каждого из них, в том числе антарктического, было зафиксировано видеокамерами. Естественно, лучшие и самые подробные видеокадры были сняты в тех случаях, когда благодаря любезности чужих о месте и времени падения было известно заранее. Из видеозаписей никто не делал тайны – любой член Экипажа мог скачать их из Сети и смотреть сколько душе угодно.
– Почему все же не отклонить, не раздробить, не испарить зловредную каменюку до вхождения ее в атмосферу? – спрашивал наставников, наверное, каждый сопливый рядовой Перспективного Резерва. – Разве это невозможно? Особенно теперь, когда разобщенное прежде человечество слилось в единый Экипаж?
