Говард Лавкрафт - Мифы Ктулху (сборник)
Меньше чем за час мы добрались до старого поселка Ньюфейн, это был последний «форпост цивилизации», связывавший нас с миром, который можно было смело назвать завоеванным и заселенным людьми. Миновав его, мы покинули привычную, зависящую от времени, осязаемую и рождающую непосредственный отклик среду и очутились в фантастическом призрачном царстве. Узкая, напоминающая ленту дорога вилась и петляла на крутых поворотах, то вздымаясь вверх, то резко спускаясь, словно повиновалась какой-то неведомой прихоти. Зеленые пики холмов и гор сменялись полузаброшенными долинами. Кроме звуков нашего мотора, мы слышали лишь глухой гул, доносившийся с отдаленных ферм, – они изредка попадались нам на пути. Да еще негромко журчали ручьи, стекавшие вниз из тенистых лесов.
У меня перехватило дыхание от близости низких округлых холмов, сменивших гряду высоких гор. Я даже не мог себе представить их неприступность и крутизну. Они не шли ни в какое сравнение с привычным нам прозаическим городским пейзажем. Дремучие, непроходимые леса на их склонах усугубляли страх и одиночество, а сами эти склоны казались пришельцами из странной, давным-давно забытой эпохи или, быть может, письменами, оставленными в наследство племенем древних титанов, о котором уже никто не помнил. И лишь в глубоких грезах можно было узнать, что оно некогда царило на Земле. Все легенды прошлых веков и поразительные описания Экли ожили в моей памяти, невольно усилив атмосферу напряженности и нарастающей угрозы. Цель моего визита и пугающая ненормальность всей ситуации внезапно стали мне предельно ясны, и я с трудом удержался от мрачных размышлений.
Очевидно, Нойес заметил мое волнение, дорога начала обрываться, и мы уже не могли ехать на прежней скорости. Он принялся объяснять мне особенности здешних мест и старался держаться как можно любезнее. Повествуя о красоте и первозданной дикости края, о присущих его жителям предрассудках, он явно обнаружил знакомство с фольклорными изысканиями моего будущего хозяина. Из его подчеркнуто вежливых вопросов было понятно, что он знал о моих научных исследованиях и цели визита. Знал он и о том, что я везу с собой какие-то свидетельства, однако не стал об этом распространяться и ни словом не упомянул о чудовищных открытиях Экли.
Он вел себя на редкость дружелюбно, и весь его облик обычного горожанина должен был бы успокоить меня, а реплики и пояснения даже приободрить, однако я с каждой минутой чувствовал нарастающую тревогу. Она усугубилась, когда мы подъехали к гряде поросших лесом холмов, то и дело трясясь и подскакивая на поворотах. Порой мне чудилось, будто он испытывает меня и хочет выяснить, известны ли мне страшные тайны этого края. Стоило ему заговорить, как я ощущал, что мне знаком его голос, и само это чувство дразнило, мучило и не давало спокойно вздохнуть. Почему его хорошо поставленный звучный голос вызывал у меня какие-то зловещие ассоциации, связываясь с забытыми ночными кошмарами? Я ощущал, что сойду с ума, если узнаю его. Изобрети я какой-нибудь достойный предлог, то непременно прервал бы поездку. Но мне ничего не удалось придумать, и я решил, что неторопливое обсуждение научных проблем с Экли поможет мне развеять сомнения и прийти в себя.
Кроме того, космически красивый пейзаж действовал поистине завораживающе и, как ни странно, снимал напряжение, пока мы то карабкались в гору, то на всем ходу слетали вниз. Время исчезало в загадочных лабиринтах, и вокруг нас вырастали сказочные волны цветов и оживало великолепие минувших столетий – седые рощи, мирные пастбища с яркими осенними цветами и пустые поля между коричнево-бурыми фермерскими угодьями, среди которых изредка высились огромные деревья, а за ними темнели отвесные скалы, пахнущие у подножия душистыми кустарниками и луговой травой. Даже солнце сияло здесь по-особому, как будто во всем регионе господствовало ожидание или скрытое возбуждение. Ничего подобного я прежде не видел, разве что на дальнем плане в картинах итальянских примитивистов. Подобные ландшафты встречались и на полотнах Содомы и Леонардо, но лишь как фон, проступающий сквозь ренессансные аркады. Однако мы очутились в самом центре картины, и я обнаружил в ней то, о чем смутно помнил и тщетно искал всю жизнь.
Внезапно, обогнув округленный угол скалы, машина резко затормозила и остановилась. Слева от меня, за ухоженной лужайкой, выходящей на дорогу и отделенной от нее каменной оградой, стоял белый двухэтажный особняк с мансардой необычного размера. Он удивлял не свойственной глухому краю элегантностью. Рядом с ним располагались пристройки, или, точнее, соединенные арочными перекрытиями сараи и амбары, а справа, чуть в глубине, высилась мельница. Я сразу узнал особняк по снимкам и не удивился, заметив на железном почтовом ящике у ворот выбитое крупными буквами имя хозяина – Генри Экли. Поодаль от дома простирался участок заболоченной земли с немногочисленными деревьями, а прямо за ним поднималась ввысь крутая скала с лесистой чащей на гребне. Я понял, что это вершина Черной горы, посредине склона которой мы только что проехали.
Нойес вышел из машины и взял мой чемодан. Он попросил меня подождать, пока зайдет в дом и сообщит Экли о моем появлении, а также добавил, что у него срочные дела и он не сможет здесь остаться. Когда он стремительно двинулся по дорожке к особняку, я тоже выбрался из машины. Мне хотелось размять затекшие ноги и немного пройтись перед долгим разговором. Моя нервная напряженность вновь усилилась и дошла до предела, когда я оказался здесь, в двух шагах от осажденного дома, на авансцене страшных событий, столь красочно описанных Экли. Скажу честно, я боялся предстоящей беседы, способной еще теснее связать меня с этими чуждыми и таинственными мирами.
Контакт со всем странным и непривычным чаще пугает, чем воодушевляет, и я с горечью представил себе, как по этой пыльной дорожке еще недавно проходили чудовища, оставляя мерзкую зеленую слизь, обнаруженную после безлунных ночей с их холодящими кровь ужасами и смертями. И тут я обратил внимание на то, что поблизости не было ни одной из собак Экли. Неужели он продал их, как только с ним помирились Крылатые? Я попытался убедить себя, что они и правда миролюбивы и Экли не случайно так подробно рассказал мне об этом в своем последнем, не похожем на прежние письме. Однако в глубине души меня не покидали сомнения. В конце концов, продолжал рассуждать я, Экли – человек наивный и неискушенный, а его жизненный опыт отнюдь не богат. Кто знает, возможно, за их желанием установить контакт кроется какой-то непонятный и зловещий план?
Я попытался отвлечься от гнетущих мыслей и бросил взгляд на дорожку, хранившую столь страшные свидетельства. Последние несколько дней выдались сухими, и разные следы в беспорядке отпечатались на земле, хотя успели покрыться пылью и утратили четкость. Я решил пронаблюдать за ними просто так, из праздного любопытства, чтобы немного сосредоточиться и привести в порядок нахлынувшие на меня впечатления, а также побороть неуемную фантазию, пробудившуюся от ужасных воспоминаний. В мертвой тишине было что-то зловещее, лишь вдали чуть слышно журчали ручьи да на вершинах холмов чернели деревья, заслонявшие узкий горизонт.
И тут смутные угрозы и туманные, фантастические образы окончательно выкристаллизовались в моем сознании. Я уже сказал, что принялся рассматривать беспорядочные следы на дорожке из праздного любопытства, но это любопытство мгновенно сменилось охватившим меня неподдельным страхом, и я застыл на месте. Пыльные следы были сбивчивы и неопределенны. Вряд ли они могли привлечь чье-либо внимание, но я отметил несколько странных подробностей рядом с широким пятном, где дорожка от дома соединялась с тропой, ведущей на холм. Я догадался, что они могут означать. У меня не оставалось никаких сомнений. Не оставалось больше и надежды. Не зря я столько времени, вооружившись лупой, изучал отпечатки когтей Крылатых на фотографиях, присланных Экли. Я слишком хорошо знал эти мерзкие следы, идущие в разных направлениях, что еще более усиливало ощущение ужаса, которое не могло произвести ни одно живое существо с нашей планеты. Нет, я не ошибся. Прямо перед моими глазами, и, судя по всем признакам, оставленные лишь несколько часов назад, красовались три отметины – богохульные отпечатки когтей чудовищ. Они вели как к ферме Экли, так и от нее, к дороге. Так вот они, адские следы живых «грибов» с Юггота!
Я собрался с силами и сдержал чуть не вырвавшийся из моей груди громкий крик. В конечном счете чего еще я мог здесь ожидать, если действительно поверил письмам Экли? Он говорил, что примирился с ними. А значит, нет ничего странного, если кто-то из них недавно побывал у него в доме. Но никакие доводы разума не могли побороть мой испуг. Да и кто бы сумел остаться равнодушным, впервые увидев отпечатки когтей неведомых существ из иных глубин пространства? Тут я заметил, что Нойес распахнул входную дверь и торопливо двинулся по дорожке. Мне нужно взять себя в руки, подумал я, ведь, похоже, этот близкий друг ничего не знает об ошеломляющих и сокровенных связях Экли с таинственными мирами.
