Филип Фармер - Одиссея Грина
Раскинсон видит, что Чиб направляется к нему, пригибается и пытается удрать. Чиб хватает холст с «Постулатами Пса» и бьет им Раскинсона по голове. Люскус протестующе кричит, но не из-за того, что Раскинсона могут покалечить, а из-за того, что так можно повредить картину. Чиб разворачивается и с силой заезжает ему в живот овальным краем.
Земля сотрясается, словно идущий ко дну корабль.
Ее спина почти сломлена потоком
Экскрементов с небес и из глубин,
Которым Бог в великой щедрости своей
Пожаловал Ахава, услыхав его крик:
«Одно дерьмо! Одно дерьмо!»
Я рыдаю при мысли, что вот — Человек,
А вот — его конец. Но погодите!
На гребне волны трехмачтовая
Древняя тень — «Летучий Голландец»!
И Ахав снова стоит на палубе.
Смейтесь, жирные, издевайтесь,
Ибо я есть Ахав и я — Человек,
И хотя я не могу проломить дыру
В стене Кажущегося,
Чтобы захватить горсть Настоящего,
Я все же продолжаю в нее стучать.
Ни я, ни мой экипаж не отступимся,
Хотя тимберсы трещат под нашими ногами.
Мы погружаемся, становясь неотличимыми
От окружающих нас экскрементов.
На мгновение, которое будет выжжено
В глазах Господа навечно, Ахав выпрямляется
Очерченный символом Ориона.
В кулаке зажат окровавленный фаллос.
Он словно Зевс, показывающий трофей
После кастрации отца своего Хроноса.
А потом и он, и его экипаж, и корабль все быстрее
Погружаются и несутся
К центру мира.
И я слышу, что они до сих пор п
а
д
а
ю
т.
Чиб превращается в дрожащую массу от удара электрической дубинки. Когда он приходит в себя, то слышит из динамика, спрятанного под шляпой, голос дедушки.
— Чиб, быстрее! Эксипитер вломился в дом и пытается сломать дверь в мою комнату!
Чиб вскакивает на ноги, кулаками и локтями прокладывает себе путь к выходу. Когда он, задыхаясь, появляется в доме, он находит дедушкину дверь открытой. В холле стоят люди из БСД и специалисты по электронике. Чиб бросается в дедушкину комнату. Посреди нее стоит Эксипитер, бледный и дрожащий — нервный шок. Он видит Чиба и сразу как то усыхает. Он говорит:
— Я не виноват. Я должен был войти. Это был единственный способ убедиться. Это не моя вина. Я до него даже не дотронулся.
У Чиба перехватывает горло. Он не может сказать ни слова. Он опускается на колени и берет в свои ладони дедушкину руку. На синих губах дедушки застыла слабая улыбка. Он снова выскользнул из рук Эскипитера, теперь уже навсегда. В руке у него последний лист рукописи:
ОНИ НАСКАКИВАЮТ НА БОГА
ЧЕРЕЗ БЕЗДНУ НЕНАВИСТИ.
В течение большей части своей жизни я видел небольшую кучку истовых и подавляющее большинство равнодушных. Но дух времени изменился. Слишком многие юноши и девушки проповедуют не любовь к Господу, но сильную антипатию к Нему. Это расстраивало меня. Молодежь вроде моего внука и Руника выкрикивает богохульства и таким образом превозносят Его. Если бы они не веровали, они бы не думали о Нем вовсе. У меня есть теперь некоторая уверенность в будущем.
ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ СТИКС
Чиб и его мать, одетые в черное, спускаются по туннелю на уровень 13-Б. У туннеля люминисцирующие стены, он очень обширен, а дальше — еще шире. Чиб называет фидо-кассе пункт назначения. Там, за стеной, белковый компьютер размером с человеческий мозг. Он производит быстрый подсчет. Из прорези выскакивает закодированный билет. Чиб берет его, и они идут к бухте, врезающейся глубоко в берег, где Чиб опускает билет в прорезь. Вылетает другой билет, а механический голос повторяет всю имеющуюся на нем информацию на международном английском языке на тот случай, если они не умеют читать.
В бухту врываются гондолы, они замедляют движение и останавливаются. Они не имеют винтов, а движутся за счет постоянного перепада гравитационного поля. Вся бухта разделена перегородками на маленькие порты. Пассажиры входят в предназначенные для них клетушки, которые подвозят их к гондолам. Двери автоматически открываются. Пассажиры входят в гондолы, рассаживаются и ждут, пока не закроется стенка безопасности. Из-под днища поднимаются пластиковые пластины, соединяющиеся вверху в купол.
Полностью автоматизированные, управляемые для безопасности еще одним белковым компьютером, гондолы ждут, пока берег не очистится. Получив приказ двигаться, они медленно отходят от берега и стягиваются к трубе. Здесь — пауза до получения нового сигнала, выполняемого в течение микросекунды, и вскоре все гондолы устремляются в трубу.
Вш-ш-ш! Вш-ш-ш! Другие гондолы их обходят. Труба светится желтоватым светом, словно газоразрядная трубка. Гондола начинает разгоняться. Их обходят еще несколько гондол, но и они тоже набирают скорость, и вот уже никто не может их догнать. Круглая корма передней гондолы — сверкающая добыча, которую они настигнут лишь на подходе к пункту назначения. Гондол в трубе не так уж много. Несмотря на стомиллионное население, в направлении Север-Юг транспорта почти нет. Большинство жителей Лос-Анджелеса предпочитают оставаться под защитой собственных микрорайонов. В направлении Восток-Запад транспорта чуть побольше, потому что некоторые — впрочем, их совсем немного — предпочитают общедоступные берега океанов муниципальным бассейнам.
На судне впереди звучит сирена. Через несколько минут труба начинает загибаться вниз и неожиданно наклоняется под углом в сорок пять градусов к горизонтали. Они пронизывают уровень за уровнем.
Чиб смотрит сквозь прозрачные стенки на людей и архитектуру других уровней. Очень интересен Лонг-Бич на восьмом уровне. Каждый дом — словно два кварцевых блюда для огромного пирога, поставленные друг на друга: нижнее — донышком вниз, верхнее — донышком вверх, и все это сооружение покоится на резной колонне — входе в парящую масленку.
На уровне 3-А труба становится шире. Теперь гондола стремительно несется мимо сооружений, вид которых заставляет маму закрыть глаза. Чиб сжимает руку матери и думает о сводном и двоюродном братьях, которые находятся за этим желтоватым пластиком. Этот уровень содержит пятнадцать процентов населения: умственно отсталых, помешанных, уродов, калек, стариков. Вон они толпятся. Равнодушные и перекошенные лица прижимаются к стенкам трубы, чтобы поглядеть на проносящиеся мимо красивые корабли.
«Гуманная» медицина сохраняет жизнь детям, которые — по замыслу природы — должны умирать. Людей с генетическими дефектами спасали от смерти начиная с двадцатого века. Отсюда — неизбежное распространение этих генов. Трагедия заключается в том, что медицине приходится отыскивать и исправлять гены в яичниках и сперме. Теоретически человеческое существование должно быть безбедным, при здоровом теле и полном отсутствии психических расстройств. Но все дело в том, что у нас просто не хватает докторов и возможностей, чтобы возиться с каждым новорожденным. И это несмотря на падение уровня рождаемости.
Медицина позволяет человеку жить очень долго, смерть отступает. Отсюда все большее количество слюнявых, выживающих из ума стариков. А также все увеличивающееся число людей с дефектами памяти. Конечно, существует терапия и всевозможные лекарства, чтобы привести их в «нормальное» состояние, но слишком мало докторов и возможностей. Может быть, потом что-нибудь и изменится, но пока ничего поделать нельзя.
Что же тогда делать? Древние греки оставляли дефектных детей умирать в поле. Эскимосы отправляли престарелых родителей на льдинах в море. Не следует ли и нам избрать газовые камеры для ненормальных детей и стариков? Иногда мне кажется, что это было бы для них благом. Но я не смогу попросить кого-нибудь другого повернуть выключатель, когда я буду не в состоянии сделать это сам.
Я бы застрелил первого, кто к нему потянется.
(Из «Отдельных высказываний» дедушки.)
Гондола приближается к одному из редчайших пересечений. Пассажиры видят внизу справа разверстое жерло трубы. Навстречу им летит экспресс. Курс — встречный. Они знают, что все в порядке, но не могут удержаться от небольшой паники, стискивают зубы и дрожат поджилками. Мама негромко вскрикивает. Экспресс проносится мимо и исчезает. Воздух всхлипывает, словно душа, летящая в подземное судилище. Труба снова загибается вниз, доходя до первого уровня. Они смотрят на землю и на массивные самоустанавливающиеся колонны, поддерживающие мегаполис. Они со свистом несутся мимо необычного на вид городка начала двадцать первого века, сохраняемого в качестве музея. Таких хватает с внешней стороны куба.
