Роберт Силверберг - Бездна
Но Вальбен уже не мог остановиться. Жестким, не терпящим возражений тоном он произнес:
— Я не хочу, чтобы вы беседовали с ней до момента нашего отплытия.
Гейб дружелюбно улыбнулся.
— Я не хотел никого огорчать.
— Знаю, чего вы хотели! И я не позволю вам!..
— А разве она не должна сама решать подобные вопросы, док?
Лоулер бросил испытывающий взгляд на Тейн.
— Все хорошо, Вэл, — тихо сказала она. — Я пока еще в состоянии позаботиться о себе.
— Да, да, конечно.
— Док, отдайте мне этот багор, — попросил Кинверсон. — Вы же можете пораниться.
— Отойди!
— Но ведь это мое орудие труда. Вам не следовало бы так размахивать им.
— Берегитесь! — крикнул Лоулер. — И… убирайтесь! Убирайтесь с корабля! Идите отсюда! Возвращайтесь к Лику! Идите же, Гейб! Здесь вам не место… Ни вам и ни вашим друзьям. Это судно принадлежит людям.
— Вэл! Ну, Вэл… — пыталась успокоить его Сандира.
Вальбен крепко сжал багор, удерживая его привычной хваткой хирурга, и сделал решительный шаг по направлению к Кинверсону. Громадная неуклюжая фигура Гейба нависла над Лоулером.
— Идите! — повторил Вальбен. — Возвращайтесь к Лику! Ну! Прыгайте, Гейб! Вот сюда, за борт…
— Док, док, док…
Лоулер нанес резкий короткий и сильный удар своим оружием вверх и вперед, целясь в грудную клетку Кинверсона, но тот с невероятной быстротой и ловкостью перехватил инициативу в свои руки. Гейб схватил багор за рукоять и повернул его в обратную сторону. Острая боль пронзила руку Вальбена, а через секунду оружием уже овладел Кинверсон.
Инстинктивно Лоулер прикрыл грудь ладонями, чтобы защитить себя от ответной атаки, которая вот-вот должна последовать…
Гейб рассматривал своего соперника, словно выбирая место для удара. «Ну, давай, заканчивай, черт тебя побери! — мысленно подгонял его Вальбен. — Ну! Быстрее!» Лоулер почти уже чувствовал этот удар, эту страшную боль от разрыва тканей, этот холод острия, взламывающего ребра и проникающего до самого сердца.
Но… атаки не последовало. Гейб спокойно наклонился и положил багор на место.
— Док, не стоит баловаться со снастями, — мягко произнес он. — А теперь извините меня, я должен оставить вас.
Кинверсон повернулся, прошел мимо остолбеневшего Лоулера и спустился по трапу на палубу.
— Я, наверное, очень глупо выглядел? — поинтересовался Вальбен у Сандиры.
Она слабо улыбнулась.
— Ты ведь всегда воспринимал его как угрозу для себя, не так ли?
— Но ведь он пытался уговорить тебя пойти туда! Разве это не угроза?
— Вэл, если бы Гейб взял меня на руки и спрыгнул бы со мной за борт, тогда бы это выглядело угрожающе, а так…
— Ладно, ладно.
— Но я прекрасно понимаю, почему тебя расстроило произошедшее до такой степени… Зачем ты бросился на Кинверсона с багром?
— Да, это выглядит по-идиотски. Чистое мальчишество.
— Верно, — согласилась Тейн, — именно идиотизм.
Лоулер совершенно не ожидал, что она с такой готовностью поддержит его порыв самоуничижения. Он удивленно взглянул на Сандиру и увидел в ее глазах нечто, поразившее и расстроившее еще больше, — между ними неожиданно снова сама собой воздвиглась глухая стена.
— Что случилось?
— О, Вэл… Вэл…
— Скажи мне! Скажи!
— Дело совсем не в словах Кинверсона… Меня очень нелегко на что-то уговорить — я всегда все решаю сама.
— Что? О чем ты говоришь? Ради Бога, ответь, что ты имеешь в виду.
— Лик Вод…
— Что?!
— Вэл, пойдем со мной.
Лучше бы Гейб пронзил его своим багром.
— Господи! — Он отступил от Тейн на несколько шагов. — Господи, Сандира! Что ты такое говоришь?!
— Нам все-таки стоит побывать там.
Вальбен смотрел на нее, ощущая окаменение во всем теле.
— Бессмысленно пытаться сопротивляться этому, — тихо сказала она. — Мы должны покориться Ему, как это сделали все остальные. Они многое поняли, а мы… Мы остались слепы.
— Сандира?
— Я поняла это в то самое мгновение, когда ты старался защитить меня от Гейба. Господи, как глупы наши попытки сохранять и лелеять собственную индивидуальность, мелкие страхи, ревность, зависть и при этом разыгрывать целый лицемерный спектакль… Насколько же лучше отбросить все это и слиться с единой великой гармонией, существующей здесь, слиться со всеми обитателями Гидроса.
— Нет. Нет!
— У нас остался единственный шанс сбросить с себя всю ту грязь, что мешает нам жить.
— Я не могу поверить, что это говоришь ты, Сандира.
— И все-таки это я. Я!
— Он загипнотизировал тебя, околдовал… Это сделало Оно!
— Нет, — улыбаясь, возразила Тейн и протянула ему руки. — Когда-то ты сказал мне, что никогда не ощущал Гидрос своим родным домом, даже несмотря на свое рождение на этой планете… Помнишь, Вэл?
— Ну, и?..
— Помнишь, ты говорил, ныряльщики и другие морские существа чувствуют себя здесь дома, но только не ты?.. Помнишь?! Я вижу, помнишь… Ну, так вот… Тебе наконец представляется шанс сделать Гидрос своим родным домом, стать самому частью планеты. Земли больше нет! Мы — гидранцы, а гидранцы должны принадлежать Лику Вод. Ты слишком долго пытался оставаться в стороне… Впрочем, так же, как и я. Но теперь мне все кажется иным, посему я сдаюсь. Ты пойдешь со мной?
— Нет! Это безумие, Сандира! Вот что я сейчас сделаю: затащу тебя в трюм, свяжу и не отпущу до тех пор, пока ты не придешь в себя.
— Не прикасайся ко мне, — произнесла Тейн тихим и спокойным голосом. — Я сказала тебе, Вэл, не смей прикасаться. — Она бросила многозначительный взгляд на груду багров.
— Хорошо. Итак, я слушаю тебя…
— Прекрасно! Я ухожу. А ты?
— Разве ты не знаешь ответа на свой вопрос?
— Ты же обещал, что мы либо уйдем вместе, либо останемся насовсем на корабле…
— Значит, не уходи, если я не делаю этого. Не забывай про наш уговор.
— Но мне хочется пойти, Вэл, и я все равно отправлюсь на Лик.
Холодный гнев нарастал в нем, захлестывая душу. Он не ожидал от нее столь неожиданного предательства, тем более в последний момент.
— Что ж… Тогда иди, если ты в самом деле решилась, — с горечью прошептал Вальбен.
— Идем со мной.
— Нет. Нет! Нет!!
— Но ты же обещал…
— В таком случае я беру свои слова назад, — произнес Лоулер. — Я никогда не собирался пойти на Лик Вод. Если я обещал, значит, просто лгал тебе… Я никуда не пойду!
— Прости меня, Вэл.
— И ты меня тоже.
Ему вновь захотелось схватить ее, затащить в трюм, запереть в своей каюте и не выпускать до выхода корабля в море. Но он прекрасно понимал, что не сможет сделать этого. Теперь ничего нельзя предпринять. Ничего.
