Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы
— Господи Боже! — воскликнул де Торрес.
То было не пустое суесловие, но возглас искреннего священного ужаса. Глаза толмача распахнулись. Он, видно, осознал, что за плечами каждого человека стоят стройными рядами и колоннами ангельские воинства. Черные и белые, они составляли шахматную доску пустого якобы пространства: черные — отринувшие, и белые — принявшие свет. Длань Господня поддерживает их в равновесии, и человек владычествует над ними, как над рыбами морскими и птицами небесными.
Однако, узрев видение, способное многих сделать святыми, де Торрес спросил лишь:
— А ты мог бы сказать, сколько ангелов поместится на кончике иглы?
Очевидно было, что нимб не осенит голову толмача. Голову ого прикроет разве что квадратная шапочка профессора, если ему суждено будет вернуться.
— Это и я знаю, — фыркнул де Сальседо. — С философской точки зрения, можешь засунуть туда столько, сколько хочешь. А с практической — столько, сколько влезет. И хватит. Меня интересуют факты, а не фантазии. Скажите, отец, как встающая Луна может помешать полету херувимов, посланных отцом-искрецом из Лас-Пальмаса?
— О Цезарь, да откуда я знаю? Разве я — сосуд вселенской мудрости? Увы! Я лишь смиренный и невежественный монах! Одно могу сказать вам — прошлой ночью, когда она кровавым пузырем встала из-за горизонта, мне пришлось остановить короткие и длинные колонны моих маленьких вестников. Станция на Канарах тоже прекратила передачу из-за помех. И сегодня — то же самое.
— Луна шлет нам вести? — переспросил де Торрес.
— Да, но этого кода я не знаю.
— Санта Мария!
— Быть может, на Луне есть люди, — предположил де Сальседо. — Они и посылают сигнал.
Отче-искрец презрительно высморкался. Ноздри его были огромны, а потому и презрение было отнюдь не мушкетного калибра. Артиллерия насмешки могла сокрушить любой бастион, кроме лишь убежденной души.
— Быть может, — негромко проговорил де Торрес, — если звезды — это окна в небесном своде, как я слыхивал, то ангелы высших чинов, быть может, воплощают... э.;. меньших? И делают это, когда восходит Луна, дабы мы поняли, что сие есть небесное знамение?
Он перекрестился и оглянулся.
— Не бойся, — успокоил его монах. — Инквизиторы не заглядывают тебе через плечо. Помни — я единственный духовник в сем походе. Кроме того, твои предположения не противоречат догме. Однако это неважно. Я не понимаю другого — как может передавать небесное тело? И почему сигнал идет на той же частоте, которой ограничен я? Почему...
— Я могу объяснить, — перебил его де Сальседо с юношеской дерзостью и нетерпеливостью. — Скажем, адмирал и роджерианцы ошиблись в отношении формы Земли. Скажем, земля не круглая, а плоская. Тогда горизонт существует не потому, что мы населяем поверхность шара, а потому, что земля немного выгнута, наподобие расплющенного полушария. А еще я сказал бы, что херувимы летят не с Луны, а с корабля вроде нашего, плывущего в бездне за краем земли.
— Что? — разом выдохнули его слушатели.
— А разве вы не слыхали, — поинтересовался де Сальседо, — что король португальский, отвергнув предложение Колумба, тай-но отправил свою экспедицию? Откуда нам знать — быть может, это сигналы нашего предшественника, заплывшего за край мира, висящего теперь в пространстве и видимого ночью, поскольку он следует за Луной в ее движении вокруг Земли наподобие меньшего, а потому незримого сателлита?
От смеха роджерианца проснулось немало матросов.
— Надо будет передать твою историю оператору в Лас-Пальмасе, пусть вставит в свой памфлет. Ты еще скажи, что сигналы посылают те огнедышащие сосиски, которые подчас видят в небесах легковерные миряне. Нет, дорогой де Сальседо, не смеши меня. Даже древние греки знали, что Земля круглая. Этому учат во всех университетах Европы, а мы, роджерианцы, измерили ее окружность. Мы знаем, что Индия лежит за Атлантическим океаном, с такой же уверенностью, с какой математики доказали нам, что летательные машины тяжелее воздуха невозможны. Наши отцы-мозгокруты уверяют нас, что эти явления в небесах — лишь массовые видения либо фокусы турок или еретиков, стремящихся вызвать в народе панику.
Лунное же радио, согласен, не иллюзия. Что именно — не знаю. Но это не испанский или португальский корабль. Как вы объясните тогда его странный код? Даже выплыв из Лиссабона, этот корабль нес бы на борту оператора-роджерианца, притом, согласно нашим правилам, инородца, дабы не вмешиваться в политические дрязги. Он не стал бы нарушать устав ордена, связываясь с Лиссабоном особым кодом. Мы, ученики святого Роджера, стоим выше мелких пограничных свар. Кроме того, воплотитель на судне недостаточно силен, чтобы его услыхали в Европе, а значит, сигнал адресован нам.
— Как можем мы быть столь уверены? — возразил де Сальседо. — Пусть тебе неприятно слышать об этом, но священника можно подкупить. Или же мирянин мог вызнать ваши тайны и изобрести свой шифр. Думаю, этот португальский корабль связывается с другим, недалеко от нас.
Де Торрес вздрогнул и перекрестился.
— Быть может, то ангелы предупреждают нас о скорой гибели? Быть может...
— Быть может? Тогда почему они не пользуются нашим кодом? Ангелы знали бы его не хуже меня. Нет, никаких там «быть может». Наш орден не допускает их. Орден проводит опыт и открывает истину и не судит, прежде не узнав.
— Вряд ли нам дано узнать, — мрачно заметил де Сальседо. — Колумб обещал команде, что мы повернем назад, если суша не появится к завтрашнему вечеру. Иначе... —он чиркнул пальцем по горлу, — кхх!.. Еще один день, и мы двинемся на восток, прочь от этой злобной кровавой Луны и ее непонятных вестей.
— То будет большая потеря для ордена и Церкви, — вздохнул монах. — Но оставим сие в руках Господа и обратим взоры наши лишь на данный им предмет исследований. — С каковым благочестивым заявлением отче-искрец поднял бутылку, дабы оценить уровень жидкости, и, определив научным методом наличие влаги, немедля проверил ее качество и измерил количество, переместив в лучшую из реторт — собственное необъятное брюхо.
Потом, почмокав губами и напрочь игнорируя скорбные и разочарованные взгляды моряков, святой отец с энтузиазмом принялся описывать созданные недавно в генуэзском коллеже святого Ионы водяной винт и вертящий его движитель. Будь три испанских каравеллы оснащены такими устройствами, говорил монах, им не пришлось бы зависеть от ветра. Однако покамест отцы Церкви запрещали широкое использование сего устройства, опасаясь, что ядовитые дымы отравят воздух, а невероятные скорости, развиваемые с помощью мотора, будут непереносимы для человеческих тел. Затем отче-искрец углубился в детальное жизнеописание своего святого покровителя, изобретателя первого воплотителя и приемника херувимов, Иону Каркассонского, что принял мученическую смерть, схватившись за провод, который посчитал изолированным.
