Джордж Мартин - Хроники тысячи миров (сборник)
Приграничный Авалон испытал упадок на себе, когда Раджин Тобер, командовавший 17-м Флотом, отказался подчиняться гражданским властям и увел свои корабли глубоко в Вуаль Грешницы, чтобы основать собственную империю. Единственными военными кораблями в том секторе остались развалюхи 5-го Флота, в последний раз принимавшие бой чуть ли не семь столетий тому назад, когда Авалон был отдаленным театром военных действий против хрангов. Около десяти кораблей основного класса и тридцать с небольшим вспомогательного оставались на орбите Авалона, однако большинство из них нуждалось в капитальном ремонте и все функционально устарели. Но они были единственной защитой планеты, и посему Авалон решил их восстановить и переоборудовать. В поисках экипажей для этих музейных экспонатов авалонцы вспомнили о криогенных хранилищах, и началось размораживание всех ветеранов, включая Иоахима Клерономаса. Он получил обширные повреждения, но Авалону было не до жира. Клерономас стал скорее машиной, чем человеком. Киборгом.
Подавшись вперед, я прервала повествование Альмы:
– Есть ли его изображения того периода?
– Да. И до операции, и после. Он был рослым мужчиной с иссиня-черной кожей, тяжелым выпуклым подбородком, серыми глазами. Волосы длинные, натуральный блондин. Подбородок и нижнюю часть лица заменили металлическим протезом, не осталось ни рта, ни носа. Питался он внутривенно. Изувеченный глаз заменили кристаллодатчиком с диапазоном принимаемого излучения от инфракрасного до ультрафиолетового. Правая рука и вся правая часть грудной клетки были киберизованы; использовалась нержавейка и пластмасса с дюралевым каркасом. Треть внутренних органов тоже стала искусственной. И конечно, в него встроили компьютер. С самого начала Клерономас отказался от косметических штучек и выглядел таким, каким был на самом деле.
Я усмехнулась:
– Но более мясистым, чем наш новый гость?
– Верно, – ответила моя апостол-ученый. – Продолжение его истории известно лучше. Среди разбуженных оказалось мало офицеров. Клерономасу дали под командование корабль, небольшой курьер. Так он прослужил десять лет, одновременно занимаясь историей и антропологией, которыми страстно увлекся. Клерономас поднимался все выше и выше по служебной лестнице, а тем временем Авалон, ожидая подкрепления, которое так и не прибыло, строил все больше собственных кораблей.
Наконец гражданское правительство осмелилось рискнуть несколькими кораблями и узнать, как обстоят дела у остального человечества. Шесть развалюх 5-го Флота переоборудовали под экспедиционные корабли и отправили в разведку, поручив Клерономасу один из них. Два экспедиционных корабля погибли, три других вернулись через два года с минимумом сведений о близлежащих системах; на основании этих данных авалонцы решили возобновить сообщение с соседями. Клерономас считался пропавшим без вести.
Однако он не пропал. Когда скромные цели экспедиции были достигнуты, он решил не возвращаться на Авалон, а, подгоняемый любопытством, увидеть следующую звезду, а потом следующую, и снова следующую, решил лететь дальше. Он уводил свой корабль все дальше и дальше. Мятежи, дезертирство, опасности – Клерономас справился со всеми трудностями. Будучи киборгом, он мог рассчитывать на длинную жизнь. О нем слагали легенды, и он все больше «обрастал» металлом. Говорят, на Ирисе, узнав о матричных кристаллах и встроив себе первый из своих металломатричных компьютеров, он на несколько порядков усилил свой интеллект. Эти байки недалеки от истины: Клерономас был одержим не только жаждой, но и сохраненностью знаний. После подобных самоусовершенствований он мог уже не опасаться что-нибудь забыть.
Когда он наконец вернулся на Авалон, там прошло больше ста лет по обычному летосчислению. Из команды, улетевшей вместе с ним, не осталось никого; корабль привели потомки первого экипажа и те, кого набрали на других планетах. Экспедиция обследовала четыреста сорок девять планет и без счета астероидов, комет и спутников. Информация, добытая Клерономасом, легла в основу базы данных Академии человеческих знаний, а образцы инфокристаллов, подключенные к уже имевшимся системам, став хранилищами знаний, в конце концов превратились в грандиозный Искусственный интеллект Академии, в знаменитые кристаллобашни Авалона. Вскоре возобновилось широкомасштабное межзвездное сообщение и междуцарствие завершилось. Сам Клерономас стал первым директором Академии и оставался на своем посту до самой смерти, которая наступила на 42-м году Искусственного интеллекта, то есть через сорок два года по земному летосчислению после возвращения экспедиции.
Я рассмеялась:
– Превосходно. Значит, наш – мошенник. Умер по крайней мере семьсот лет назад. – Я взглянула на Хара Дориана, чьи длинные кудри разметались по подушке. – Сдаешь, Хар. Он тебя провел.
Хар проглотил кусок медового хлеба и ухмыльнулся:
– Как скажете, Мудрая. – Он ничуть не смутился. – Убить его?
– Нет, – сказала я. – Он игрок. В состязании разумов не смошенничаешь. Пусть играет.
Несколько дней спустя, когда план Игры был составлен, я пригласила киборга к себе в кабинет, огромную комнату, устланную темно-алым ковром, где возле окна, из которого открывается вид на стены замка и болота вокруг них, живет мой стеклянный цветок.
Лицо киборга ничего не выражало. Ну конечно, конечно.
– Игра назначена, – объявила ему я. – Через четыре дня.
– Я рад.
– Хочешь посмотреть на призы?
Я вызвала изображения на экран. Он мельком взглянул на них.
– Мне сказали, – продолжала я, – что в последние дни ты много бродил. По моему замку и за его стенами, по городу и болотам.
– Верно, – ответил он. – Я не нуждаюсь в сне, а знания – мое хобби, моя страсть. Мне хотелось посмотреть, что это за место.
Я спросила с улыбкой:
– Ну и что же это за место, киборг?
Он в силу понятных причин не мог ни улыбаться, ни хмуриться. Голос звучал ровно и вежливо:
– Мерзкое. Место краха и отчаяния.
– Место вечной, неумирающей надежды, – парировала я.
– Место душевных и телесных недугов.
– Место, где больные исцеляются.
– И здоровые заболевают, – добавил киборг. – Место смерти.
– Место жизни, – не сдавалась я. – Разве ты приехал сюда не за жизнью?
– И за смертью, – ответил он. – Я же сказал: это одно и то же.
Я подалась вперед:
– А я сказала, что это совершенно разные вещи. Ты резок в суждениях, киборг. От машины можно ждать отсутствия гибкости, но при чем здесь сантименты и мораль?
– Машина – только мое тело, – сказал он.
