Андрэ Нортон - Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный
Слабое бормотанье провожало его слова, а мое сердце забилось сильнее: значит, барьеры падут и Трэла будет полностью моей. Я смогу открыто потребовать того, что она отдала мне тайно, когда смерть стояла над нами в Путях.
— Лорд Гаран!
Я с усилием собрал свои разбежавшиеся мысли и посмотрел на Императора.
— Лорд Гаран, тебе более чем кому-либо из нас известны тайны летающих конструкций. В твоем распоряжении все наши специалисты. Что ты нам предложишь?
— Есть один человек, некий Хей-Лин из Кемпта; он занимался межпланетными кораблями два года назад. Он удачно, посадил ракету недалеко отсюда, в Сойе. Но его надо будет посвятить во все.
— Ты доверяешь ему?
Я заколебался.
— Я мало знаю Хей-Лина, я только встретился с ним во времена его работы. Он сообщал мне об успехах своих экспериментов каждый месяц в прошлом году. О нем самом я ничего не знаю. Но сегодня это единственный человек на Кранде, кто способен решить нашу задачу.
— Хм… — Император погладил подбородок. — Лорд Закат, как твои руанские рудники? Сможешь ли ты увеличивать их выработку вдвое в течение следующего месяца?
— Дай мне свободу действий, и я попытаюсь, — сказал офицер с мрачной осторожностью, но его ответ, видимо, понравился Императору.
— Тогда остается выбрать какое-нибудь свободное место, достаточное для строительства звездолета, и приниматься за работу. Лорд Гаран, освободи своего инженера от его обязанностей и прикажи ему рапортовать мне. Лорд Закат получит новые погрузочные правила для Ру. И, если Оун будет милостив к нам, мы сохраним наш Совет до конца. Вы согласны, Милорды?
Лорды один за другим дали свое согласие. Все было решено.
Следующий месяц был периодом кошмарной изнуряющей работы для всех нас. В то же время смута Кипты была так искусно насеяна, росла и цвела, что постоянная угроза восстаний и бунтов делала мою службу очень нелегкой. Если бы не Анатан, на которого я с каждым днем все больше и больше полагался, я не смог бы держать в порядке свой корпус.
Юный холианец стал как бы намного лет старше и в любое время был готов явиться по моему зову.
Кроме того, что я нуждался в его помощи и вообще был привязан к нему, у меня была еще одна причина иметь его рядом: только через него я мог что-нибудь узнать о Трэле. Аналия, его сестра, по-прежнему была фрейлиной Трэлы и постоянно сопровождала ее. За все это время я ни разу не встретился с Трэлой лицом к лицу.
Однажды вечером я сидел у себя в комнате, просматривая рапорты из Ру, содержавшие комментарии персонала Заката по поводу тамошней ситуации. Вошел Анатан и положил передо мной маленький металлический ящичек для письма. Рулончик шелка, находившийся в нем, содержал всего одну строчку:
«У грота на восходе луны».
Подписи не было. Я в растерянности разглаживал шелк.
— От кого ты получил это?
— От Аналии, — коротко ответил Анатан.
Тогда я понял, из чьих рук вышло это письмо, и поспешно сунул его в карман. Анатан медлил уходить; на его лице ясно читалась нерешительность.
— В чем дело?
Он бессильным жестом опустил руки.
— Это несправедливо! — вырвалось у него, он повернулся и бросился бежать, как будто я был ночным демоном.
Страшно удивленный его вспышкой, я подошел к окну. Луна скоро должна была взойти. Мое сердце дико билось. Я схватил длинный темный плащ, который хорошо скрывал мою униформу, и вышел.
Мой личный флайер сел на дворцовой стоянке, и я заторопился вниз по скату, на ходу пробормотав часовому пароль. В саду дул прохладный ветерок, и никогда обреченный Кранд не казался мне столь прекрасным, как в ту ночь, когда я шел по Императорскому саду, отыскивая грот, в котором мы с Трэлой однажды задержались.
Я пришел рано. Никто не ждал меня под деревьями. Сгорая от нетерпения, я ходил взад и вперед по темной ложбинке, поросшей лесом. Долго ждать мне не пришлось: в темноте появилась белая фигура, которую я сразу узнал.
— Трэла!
Мои руки обвились вокруг ее упругого тела, мои губы почувствовали прохладу ее лица. Но она вырвалась из моих объятий и, прижав руки ко рту, отступила.
— В чем я провинился, любимая? Я испугал тебя?
Она покачала головой, и в полосе лунного света я увидел слезы, катившиеся по ее побелевшим щекам.
— Это я виновата, Гаран…
— Может быть, ты устала? — нетерпеливо прервал ей я. — Тогда я не стану докучать тебе, милая.
— Нет, нет! — резко воскликнула она. — Могу ли я думать об усталости!
Она стиснула тонкие пальцы, а слезы все лились и смачивали манишку ее платья. Наконец, она как будто овладела собой.
— Ты ни в чем не виноват, Гаран, ты всегда поступал хорошо и правильно. У нас с тобой будет что вспоминать, когда… — Ее голос прервался.
Я вздрогнул, холод пронизал меня — я понял, что счастье ускользает от меня.
— Что ты хочешь сказать мне, Трэла? — ласково спросил я. — Не пугай меня, возлюбленная.
— Я несвободна в жизни и любви, Гаран. Несвободна выбирать радости жизни. Было решено, что для блага Кранда я буду принадлежать Трэну. И теперь я сознаю глубину своего греха, потому что я уже была отдана Трэну, когда стояла в Путях и просила твоей любви. Я была предназначена ему, когда вернулась из Храма Света. Отвернись теперь от меня, Гаран, ты имеешь на это право. Я по своей слабости предала нашу любовь.
Смертельный холод заползал в мое сердце.
— Ты жена Трэна? — спросил я, стиснув зубы. Она вскинула голову.
— Нет, и думаю даже, что не буду. Когда я впервые увидела тебя в кабине управления отцовского флагмана, когда наши глаза встретились и открыли друг другу тайну наших сердец, я поняла, что никого другого не смогу честно взять в мужья, потому что ты мой Гаран, и я твоя, хотя между нами лежат миры. Так было с нами раньше, так будет и впредь. Когда требовали, чтобы я была с Трэном, я медлила и оттягивала, не давала своего согласия, надеясь, что судьба окажется милостивой ко мне. И когда мы остановились в Путях, я думала, что смерть разрешит нашу задачу, и заговорила о любви. Но мы спаслись тогда, и теперь наступил конец всем моим планам. В тот день, когда Трэн возглавит бегство с Кранда, я полечу с ним. Мои обязанности спланированы до жестокости четко. Я должна отказаться от любви. Отказаться, Гаран…
Ее голос слабел и, наконец, совсем оборвался. Она упала на скамью и пристально вглядывалась в деревья, скрывавшие наше убежище. Я грубо засмеялся, и жестокость этого смеха резко отозвалась даже в моих собственных ушах.
— Итак, солдат должен отойти в сторону. Вы, каста Ученых, решили так. А если солдат не пожелает, Трэла? Что, если я заявлю, что ты моя по праву?
