Олег Измеров - Дети Империи.
– Фюрер не носит очков, – пояснил Альтеншлоссер, – он считает, что становится похож в них на учителя. Поэтому книги и документы для него теперь приходится сначала печатать обычным шрифтом, а потом увеличивать на электрокопии, чтобы было, как на таблицах для проверки зрения.
Виктор попытался представить себе Гитлера в кинохронике в очках. Действительно, выходило что-то похожее на учителя, который орет на учеников. Еще бы указку в руки.
Дверь открылась, и в кабинет вошел человек в форме СС, седой, пожилой, где-то под семьдесят, в очках с толстыми стеклами, худощавый лицом. Дитрих моментально щелкнул каблуками и вытянул руку в нацистском приветствии. Человек небрежно ответил. Виктор понял, что это и есть Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС. Правда, изменился и здорово постарел за 15 лет.
«Блин, а дипломатический протокол тут какой? Ничему ведь не обучили…»
– Гутен морген, – неуверенно произнес Виктор.
– Здрафстфуйт, Виктор, – ответил Гиммлер по-русски с акцентом (надо же шефу спецслужб рейха марку держать), и далее обратился к Альтеншлоссеру, уже на немецком:
– Это и есть тот русский из будущего?
– Так точно. Вещественные доказательства при нем.
– Хорошо. Останетесь переводить.
– Слушаюсь.
В кабинете повисла тишина ожидания.
– Вы можете сесть, – обратился Дитрих к Виктору.
– Спасибо за приглашение. Но сесть я всегда успею.
До Дитриха дошло, хоть и с некоторым опозданием.
– О чем он говорит? – тихо спросил Гиммлер.
– Игра слов. Он подбадривает себя шутками.
– Хорошо. Пусть.
Ожидание длилось еще где-то минут двадцать. Виктор убивал время, разглядывая уникальное убранство кабинета – кто знает, когда еще удастся такое посмотреть. И еще он думал, что если рейхсфюрер так постарел, то как же сейчас Гитлер выглядит.
…Он узнал фюрера только по челке и усикам.
В кабинет какой-то пошатывающейся, но быстрой походкой вошел невысокий человек – если точнее, человек с несколько коротковатыми ногами, одетый в совершенно гражданский светло-серый костюм в полоску, но без галстука и в рубашке с распахнутым воротом. Лицо у него было не по сезону загорелым, почему-то без привычных по фотографиям и кинохронике морщин и теней под глазами. Усы и прическа были черными, без единого седого волоса; прическа была аккуратно уложена и блестела, как будто на нее не пожалели дамского фиксирующего аэрозоля. Было такое впечатление, словно это какой-то современный гламурный поп-артист, на скорую руку загримированный под Гитлера.
И тут он понял, что фюрер просто сделал подтяжку лица и красит волосы, как будто он действительно стареющая звезда шоу-бизнеса.
Виктор вдруг почувствовал какую-то странную жалость к этому человеку. Проходя по коридорам замка, он ожидал, что будет испытывать ненависть к этому виновнику запредельных бедствий человечества в его реальности и будущему виновнику гибели человечества в этой. Но ненавидеть, оказалось, в сущности, нечего. Великий вождь оказался, по сути дела, лишь крышей для алчущей добычи нацистской Европы, которой нужен был кто-то, кто возьмет на себя ответственность за все, что она сотворит. И теперь эта крыша была озабочена потерей сценического имиджа.
Гимлер и Альтеншлоссер привычно вскинули руки в партийном приветствии, фюрер сделал обычную отмашку. Виктор скроил дежурную улыбку и дружественным тоном произнес «Гутен морген!». На лице фюрера слегка скользнула тень недоумения. Он не ответил; очевидно, он ожидал другой реакции, как если бы звезда эстрады, появившись перед зрителями, вместо аплодисментов или свиста услышала бы равнодушное «Здрасьте».
Подойдя вплотную, Гитлер бросил на Виктора свой взгляд.
Виктору доводилось читать о гипнотизирующих глазах фюрера, о том, как он своим взглядом чуть не сбивал человека с ног. Но то ли с возрастом эта способность несколько ослабла, то ли Виктора смутила неожиданная и показавшаяся ему неестественно-фотошопной гламурность вождя, но ничего особенного он во взгляде Гитлера не заметил, и с некоторым удивлением почувствовал, что рассматривает эти светло голубые, с каким-то спецэффектным кошачьим блеском глаза весьма равнодушно. Взгляд показался ему каким-то пристальным, но неживым, словно бы его тоже подфотошопили и при этом с чем-то перебрали. То ли блеску много, то ли блики не там.
Взгляд Виктора тоже не смутил Гитлера. Тот уже снова владел собой, видимо, решив, что пришельцы из будущего и должны реагировать не как все.
Фюрер повернулся к Гиммлеру. По-видимому, оно действительно был в хорошем настроении.
– Так, это тоже неплохой русский. Мне сказали, что ему пятьдесят, но я бы дал моложе. Белорусы или казахи живут очень здоровой жизнью и биологически еще долго будут превосходить немцев. Жаль, что вы, Генрих, устраиваете мне такие встречи слишком редко. Кстати, за завтраком в столовой новый официант опять поднес мне тарелку раньше других. Я тут же переставил ее Шреку…
«Кому-кому?»
– Шрек больше не водит мою машину, но по старой памяти я часто приглашаю его отобедать. Спросите у нашего гостя, понравилось ли ему в рейхе?
– Спасибо, – ответил Виктор, – мне устроили хороший прием, и я даже за недолгое время видел много интересных вещей. Например, двухэтажный поезд, у нас такого нет.
– Видите, Генрих? А кто-то убеждал меня, что такие поезда не имеют смысла. Они считают сиюминутную прибыль и не способны смотреть в будущее! Они не способны менять будущее! Вы можете представить себе, – обратился он уже к Виктору, – что такое менять будущее? Возьмем пример: в вашем будущем Сталин пережил меня, хоть и ненадолго. А в этом Сталин умер, а я жив. Ведь так?
– Когда я спрашивал здесь в СССР об этом, мне все говорили, что Сталин жив.
Эта фраза почему-то развеселила фюрера.
– Сталин жив! Сталин – жив! Вы видели хоть одного человека, который был бы заморожен и ожил? Это все равно, что купить мороженую рыбу, бросить в таз и она будет плавать.
– Я как-то читал о таком случае. Один приятель купил целую мороженую рыбу, положил в ванну с водой оттаивать, и она, то есть рыба, ожила.
– Но ведь он бросил рыбу, а не человека! Разве я неправ?
– В том, что бросил рыбу, абсолютно правы.
«Идиотский разговор получается. Как в «Королевстве кривых зеркал» с глупым королем.»
Гитлер чуть задержался с ответной фразой. С одной стороны, с ним внешне соглашались. С другой стороны с ним соглашались так, что совершенно не соглашались. Двоичная европейская логика дала сбой.
– Мой фюрер, этот русский тоже подтверждает, что СССР развалился, – поспешил заполнить паузу Гиммлер. – Это доброе знамение! Высшие силы благоволят германской нации, все последние исследования, проведенные нами в Тибете, говорят о том, что на длинном и извилистом пути немцам предначертан успех…
