Александр Казанцев - Том (5). Льды возвращаются
За ним вышли его помощники, профессор Стайн и доктор Шерли. Потом появилась высокая седая красивая женщина.
А потом…
Я знал, что она появится, я знал! И пусть лопнут от возмущения все враги теории о внушении на расстоянии! Я знал…
Мне опять померещилась моя Дочь Дивная Солнца… Может быть, уже пора лечиться? Ведь та темноволосая женщина, спускаясь последней, была слишком молода для Эллен. Но что это? Легко сбежав по ступенькам, она пробивается… ко мне… и грустно улыбается своими темными глазами.
Подождите!.. Почему темными? Галлюцинация?
Я невольно попятился.
– Хэллоу, Рой! – тихо сказала она, добравшись до меня. – Куда же вы? Отремонтировали ли вы наш банановый небоскреб?
Боже мой! Почему здесь не было художника, который в одно мгновение мог бы создать шедевр «торжества глупости», если бы запечатлел выражение моего лица!.. Я даже не почувствовал горького тона ее бодрых слов.
Непостижимо, но это была она!..
Мы шли с ней через аэродром в джунгли совсем как прежде, хотя все вокруг и мы сами стали иными…
Мы шли по сцепленным узлами, перевитым змеями корням, шли, раздвигая руками то мягкие, то сухие лианы между бородатыми или голыми стволами, среди сводящих с ума африканских цветков, слитых в яркий пожар джунглей, пряных, душных, пьянящих орхидей, символов зовущей жизни, висящих и даже исполинскими бабочками парящих в воздухе и так жаждущих (как и я!) прожить здесь, в раю, хоть один день! И даже обезьяны, где-то переждав суровую зиму, перебегали теперь нам дорогу, мудрыми человечьими глазами поглядывая на нас, взволнованных встречей друг с другом и мечтой о счастье…
Но что-то лежало между нами, незримое, разделяющее… Но могло ли быть иначе? Судьбою суждено нам встретиться врагами! Кем она была для меня? Диверсанткой? Шпионкой, засланной моими предшественниками, всю политику которых я так гневно отвергал? Кем я был в ее глазах? Продажным писакой желтых газетенок, ловкачом пера, забивающим головы читателей? Что могло возникнуть в нас, кроме взаимного презрения?
Так безжалостно пытался я заслонить для себя что-то другое, самое важное и непоправимое.
Уже несколько позже, сидя на просеке, которую расчищали чернокожие работяги (при виде нас они приветливо обнажили белые полоски зубов), мы начали каждый свою исповедь, необходимую, чтобы убедить самих себя в чем-то, чего нельзя даже понять…
Она призналась в своем, казалось бы, безрассудном решении совершить тайный подвиг, невидимо служа делу коммунизма, прикрываясь маской агента ЦРУ.
Клянусь Солнцем, нельзя было меня больше ошеломить, чем удалось ей… Напрасно она не смотрела мне в глаза!
Я рассказал о кончине старого князя Шаховского, как в моем присутствии он освободил ее на своем смертном одре от ошибочной клятвы.
Оказывается, она уже освободилась от нее сама.
Да, я был поражен в первый миг, счел ее поступок просто невозможным. Но так ли был прав в этом? Разве удивлялись мы, когда узнавали, что какой-нибудь тайный агент разведки враждующих государств служил двум, а то и трем хозяевам? Эллен служила только своей совести, своей мечте, своему убеждению! Разве нельзя найти такие примеры хотя бы из истории второй мировой войны, когда те же русские, не имевшие связи с Родиной, намеренно шли на службу к гитлеровцам, чтобы тайно служить своему делу, подвергаясь опасности погибнуть от рук своих друзей. Должно быть, моя Эллен была из такого же десятка!
Но как ее не раскрыли, как не уничтожили?
– Все было очень просто, Рой, – чуть печально говорила она. – Они с самого начала разгадали все. Но сочли невыгодным разоблачать нас с Мартой. Ведь работы, о которых я могла сообщать, были не только не секретными, но предназначались для самой широкой огласки. Они предпочли дезориентировать боссов, пославших меня и Марту…
– Но как же они выпустили вас из России? – настороженно спросил я.
– Они отпустили на родину уже другую, не ту, которую заслали к нам. Разве вы сами не почувствовали этого, Рой? – И она пытливо посмотрела на меня. – Не потому, что у меня теперь темные глаза, как у моего маленького прелестного побратима, а потому, что они поняли, кем я была на самом деле… Я не знаю, Рой, милый Рой, поймете ли вы это когда-нибудь…
Может быть, я не хотел понимать всего полностью!..
Потом она читала мой дневник. Я следил за выражением ее лица. Слишком привыкло оно быть скованным!.. Только легкую печаль мог я уловить на нем…
– Вы лучше меня, Рой, – вдруг сказала она, не дочитав рукописи, задумчиво глядя в чащу.
Такого приговора я, признаться, не ждал. Ведь я же изменил ей с Лиз!..
– Я не изменила… но я не знаю, что лучше… – сказала она, словно читая мои мысли.
Она снова взяла книжку, отодвинулась от меня. Она продолжала читать.
Мне было жарко, меня бросало в холод. Преступник хоть не видит лиц судей, когда они пишут приговор. А я не мог оторвать взгляда от столь дорогого, чем-то изменившегося, но, быть может, еще более прекрасного лица моего безжалостного судьи.
Я старался прочесть на ее лице то, что читала она в дневнике… Мне казалось, что я вижу ее смущение, удивление, гнев, радость… Но чаще я видел на нем грусть… Почему она так грустила? О ком думала? Кажется, не обо мне…
В одном месте Эллен отложила книжку и, задумчиво глядя в чащу, сказала:
– Как сложна жизнь… Можно ли в судьбе отдельных людей увидеть судьбу человечества? Всегда ли счастье одних совпадает со счастьем всех?
Я ей ответил, что касается меня, то я сейчас один счастлив за весь мир.
Она улыбнулась. Мне показалось, что она может простить меня.
Быстро просмотрев окончание книги, Эллен внимательно прочла последние страницы и обеспокоенно спросила:
– Она в самом деле улетает на космическом корабле к Юпитеру?
– Да. Она назвала его «Петрарка».
– Но ведь у нее же нет подготовки.
– Она с этим не посчитается…
– Рой…
– Да, Эль!..
– Я теперь понимаю, за что вас можно любить.
Едва ли у меня было выражение лица мыслителя.
– Я прежде думала, что любить можно только вопреки всему.
– Любить по-настоящему – это, наверное, не думая как, – пробормотал я.
– Может быть, и так, Рой, но… Но разве вы имели право все это публиковать? – печально спросила она.
– Они настояли на этом. И Рыжий Майк… Он руководит предвыборной борьбой…
– Ах, боже мой! Какое отношение могут иметь эти интимные подробности к предвыборной борьбе!.. – почти гневно воскликнула Эллен.
Я не стал ей возражать.
