Вн. Аверкиев - Хождение за три неба
На все эти дела ушло два дня. А потом я стал томиться. «Скаф» вместе с Ломом пытался разломать на составляющие речь демонов и не вылезал с подземной базы. Мне там делать было нечего, образованием не вышел. Олесю я, считай, и не видел — она была недоступна в постоянно гомонящей девичьей круговерти. Дед сначала отсыпался, а потом принялся что-то писать… В общем, я заскучал. Меня вдруг страшно потянуло на Незадачу. В её вечное одиночество, синий полумрак, хмурое ненастье и бегущие по небу облака, захотелось снова услышать постоянно ревущий и треплющий тебя за хохол ветер, захотелось вновь прислушаться к её многоголосному безголосью… Много чего захотелось, в общем! Долго не думая, я выдернул из бабской кучи телохранительницу: «Собирайся, воин! Мы едем к себе…» Властелин я, в конце-то концов, или так — мальчик на посылках? У меня своя планета есть!
Вот на неё я и отправился. И первое, что я обнаружил, спустившись по скале из терминала, было то, что я невиданно разбогател! В нише меж валунов вальяжно лежала довольно мурлыкающая синяя кошка. А четверо котят бодали её пузцо головёнками, пытаясь увеличить выход молока. Кошка подняла свою красивую головку, раскрыла прижмуренные глаза и гордо оглядела пацанву. Было на что посмотреть! Глазки у котят уже раскрылись. Нужно ли говорить, что они были голубые? Оттопыренные хвостики дрожали в такт чмоканью, котята качались на слабых ещё лапках и постоянно шлёпались возле сосков матери. А двое, самых умных или самых слабых, лежали, присосавшись к брюху кошки, как пьянчуги к пивному крану.
— Ух, ты! Мои маленькие, мои хорошие! — присев на корточки возле яслей залепетала Олеся. — Какие славные, какие красивые!
Кошка благодарно прижмурилась и замурчала громче. А два славных и красивых голубых котёнка бесстрашно развернулись на голос девушки и, задрав к небу свои хвостики, раскачиваясь и запинаясь на слабых ещё ножках, пошли к нам. Я не выдержал и протянул к ним руки. Два иждивенца ткнулись мне в ладони, и один из них, видимо мальчишка, посмотрел мне прямо в глаза и раскрыл маленькую, но зубастую пасть в беззвучном приветственном крике.
— Вот мы с тобой и разбогатели, Олеся! — я слегка пощекотал надутое молоком пузцо котёнка. — На целых четырёх подданных!
Он, довольный, улыбнулся и еле слышно сказал: «А-арх»!
Глава 8
— А скажи мне ещё раз, Олеся… я как-то тебя ведь уже спрашивал… Что ты ощущаешь, когда берёшь в руки капсулы? — Я не просто так поинтересовался. Наглый котишка лежал у меня пузом вверх на левой ладони, а правой рукой я дразнил его шёлковой кисточкой чёток. Зверёк злился, бил по ней растопыренными передними лапами, а когда зацеплял маленькими коготками кисточку, то немедленно подключал и задние лапки и начинал драть не оказывающие никакого сопротивления нахалу мягкие шёлковые нити. Игра нравилась нам обоим.
Олеся склонилась над своими ладонями, сведёнными в чашу. Она держала девочку. Кошечка была намного спокойнее и выдержаннее своего брата-хулигана, и лишь жмурилась и потягивалась, смешно вытягивая задние лапки и аристократически отводя хвостик. Олеся грустно улыбалась жеманнице, иногда легонько дуя ей на шёрстку живота. От этой ласки маленькая кошечка ещё больше вытягивала напряжённые лапки и принимала красивые позы. Совсем как модель на подиуме! Вот ведь женщина, с младых усов и когтей! И никто её не учил. Чудеса, да и только…
— А у нас нет таких красивых зверьков… Чем-то она похожа на ребёнка… — Олеся совсем загрустила. — Ты что-то спросил, Афоня?
— Про капсулы… Играю с пацаном чётками, вот и спросил…
— А-а-а… Я же тебе говорила. Они как живые, никакой опасности я в них не вижу. Наоборот, они мне как будто что-то шепчут утешительное, поддерживают. Когда я надеваю эти украшения, кажется, что сила так и бурлит по всем жилам, сила и радость. А вот твои чётки… Я же вижу… любишь ты их, гладишь всё время, в руках ласкаешь. Но молчат камешки, не отвечают тебе. Только хмарь тёмная тебя окутывает. Как вторая кожа… Нет — это больше на латы похоже. Мне так почему-то кажется.
— Вот оно как… Хмарь, значит. Интересно, а эти латы сможет пробить… Хм-м, ну об этом после. Вот паршивец! Отдай, слышишь, отпусти сейчас же! Не мурзись, котище, да на, на тебе! — Я поставил котёнка на землю, надел на его шею свои чётки, и лёгким шлепком направил его к матери. Мальчишка шёл как триумфатор, задрав хвост, мотаясь под тяжестью голубых капсул, но гордо вскинув головёнку. — Тебе, тебе! Дарю! Отобрал у меня — теперь владей. Положи девочку, Олеся, пойдём-ка к нашему озеру сходим… Обобрали меня, вишь ты, нужно капсул на новые чётки набрать… Да и тебе пару камешков подберём… Там узнаешь зачем…
Олеся ничуть не возражала. Подхватила автомат и молча пошла рядом со мной. А я уже напряжённо думал, стоил планы, схему эксперимента. Долго ли, коротко, а до озера мы за пару часов добрались…
Немного посидели у зеркала воды, отдыхая, а потом я достал из воды несколько энергокапсул.
— Держи, Олеся… Эти такие же? Они живые? Внутри сила бежит? А ты сможешь эту силу выпустить… ну, бросить вон туда, в скалы? — Я взмахнул рукой, сбрасывая с неё капли воды. Олеся, положив автомат на колени, повернулась к отстоящему от нас метров на семьсот скальному выступу. Капсулы она грела в своём кулачке.
— Не знаю, Афоня. Никогда не пробовала…
— Ну и попробуй. Всё когда-то происходит впервые… — я с интересом смотрел на неё. — Давай мне свой автомат. Нет-нет! Не вставай! И поз никаких специальных принимать не надо… Дело же обычное. Простое, как… как окурок. Вот ты докурила сигарету, и теперь щелчком, машинально, не задумываясь, отправляешь окурок в урну. Ну, давай… попробуй…
Олеся высыпала в другую руку лишние капсулы, оставив в пальцах лишь один синий камешек. Посмотрела на него, на скалу, снова на капсулу… Я замер. А она лишь чуток недоумённо пожала плечами и протянула руку к белым скалам. Раздался звук — негромкий шум катящихся стальных шариков. Ага, как будто обойму шарикоподшипника вынули и уронили на пол. А к скалам будто скользнул язык тёплого воздуха. Такое же дрожащее, зыбкое марево. Однако никакого жара. Язык скользнул, на мгновение обнял скалы и валуны, и… рассеялся без остатка… Олеся потрясённо молчала. А я уже знал, что сказать.
— Ну-у, Олеся, так не пойдёт! Я сказал — кинуть! Резко швырнуть. А ты мягко спасовала. Как передачу в баскетболе сделала. Или трёхочковый мяч положила. Красиво, не спорю. Но не так. Давай резче, воин! Вон, на камнях дикий дракон! Огонь!
Олеся от моей команды аж упала на колено. Её рука резко взметнулась, и в скалы тёмным клинком уткнулось дымное марево. Раздался сухой треск. Как будто переломили тощую охапку сучьев. А в небо взлетели каменные осколки. Олеся неверяще посмотрела на сыплющиеся с неба, стучащие и прыгающие как живые камни, а потом перевела прищуренные глаза на меня.
