Алекс Грин - Тропа в Огнеморье
- Если нельзя, то не суди и себя слишком строго.
- Почти убедил, Тирош. Если бы не одно "но". Что-то ужасное овладевает мной. Если это "нечто" победит - я убью Изабеллу, и даже получу от этого удовольствие...
Но пока я в своем уме - я сделаю все, чтобы не допустить этого...
Рука Тироша легла на ее руку. Странно: сквозь холод вампирской плоти она почувствовала дружеское тепло...
- Я горжусь тем, что был рядом с тобой, Ровена...
И все же, она не могла поверить этим словам, и на лице ее появилась скептическая улыбка.
Но Тирош, внимательно глядя на ее лицо. Продолжил:
- Ты оправдала мою жизнь, Ровена. Мое имя в те, довампирские времена - Ойтосир. Это я познакомил Маноле с Эржбетой. Без меня и тебя бы не было, девочка...
Так хотел иметь семью... Свою возлюбленную, своих детей... Но шла война и весь мир был в огне...
Ты еще не слышишь?
- Что?
- Море... До меня уже доносится шум волн. Пора и мне покинуть этот мир. Ты последний человек, которого мне довелось увидеть. И ты не чужая мне, поверь...
Что бы тебя не ждало, я верю в тебя и горжусь тобой...
21. Поединок
Плоская площадка на вершине утеса.
Тирош, неподвижный, пронзенный осиновым колом. Призрак Эржбеты. Ровена.
- Ты отпустила его слишком рано. - Упрекает королева Ровену.
- Неужели мы такие слабачки, что не справимся с Изабеллой вдвоем? - вопрошает ее Ураган.
- Ладно, - соглашается Эржбета, - справимся и вдвоем...
Ровена прислушивается к себе: самая жестокая битва началась в ней самой. Одно ее "я" хочет спасти Изабеллу любой ценой. Другое жаждет уничтожить Волчицу и завладеть Венком Сил...
Изабелла появляется.
Короткий разговор. Долгий и яростный обмен ударами.
Призрачная Эржбета надменно стоит в стороне. Но вдруг она толкает Изабеллу в спину...
Большая Волчица открыта для удара. Невероятным усилием воли Ровена укрощает ту другую в себе, которая рвется лишить Волчицу жизни.
- Получилось... - радостно шепчет она, - и тут же острый клинок соперницы врезается в ее собственную плоть...
Часть 13. Ночь, Ночь Без Конца
1. Прощание
- Получилось, - повторяет Ровена, - я так боялась, что стану такой, как Эржбета... Но я сумела... остаться собой...
Ее вздрагивающее тело лежит на каменистой площадке. Кровь из раны хлещет мощным потоком. Кажется, весь мир забрызган красным...
- Ровена! - Глаза Большой Волчицы полны слез. - Какая же я дура! Ты спасла меня, а я... я ...
- Волчонок, - горло и рот Ровены наполняются кровью, но она находит силы сказать еще несколько слов, - кто-то должен был пройти твоим путем... И кто-то - моим...
Глаза ее закрылись и тело обмякло...
Изабелла легла на холодные камни рядом, и обняла умершую подругу, словно хотела слиться с ней, или вернуть Ровену назад - в царство живых...
Но умерших не вернуть. Как невозможно вернуть и безмятежное веселье танцевальных вечеринок в "Орхиене". Или ту ночь на острове Дальнем, когда окруженные таинственным лесом сидели у костра три замечательные подруги.
Нельзя вернуть даже звезды - те, сверкающие и манящие, а не тусклые и безрадостные, что нависли над тяжелыми скалами теперь...
Только песня, древняя дойна, которую так чудесно пела Феличия, возвращалась иногда, чтобы наполнить звуками скорбящую душу Изабеллы...
В поле встретились два ветра,
Два ветра, два ветра.
Просто встретились два ветра,
Два ветра, два ветра...
А ночь становилась все гуще. Ночь без конца и без края. Ночь платы по тысячелетним счетам.
Самая страшная из ночей...
2. Три призрака
Бесконечно долго лежала она, обняв тело подруги. Холодное, безжизненное, прекрасное.
Но звезды в небе, как будто, остановили свой бег. По-прежнему парили высоко вверху Аракуда, и Тур-Убийца, и Железный Вепрь.
Воистину не было у этой Ночи конца...
Изабелла села. Странное серебристо-голубое свечение окутывало ее тело. Ей было все равно, ей было совершенно наплевать откуда взялся и что означает этот дрожащий свет.
И когда на поляне возникли три полупрозрачных призрака, она также равнодушно и молча встретила и их.
Что важного могут сказать ей эти трое, ставшие прахом бездну времен тому назад?
И все же, они не пришли, чтобы молчать.
- Наш гнев, - голос Маноле был словно шорох волн у прибережных песков, - наш великий гнев уже давно не приносил нам ничего, кроме великой боли. Вы, дети наши, погасили в нас и то и другое. Спасибо...
- А моя боль? - спросила с горечью Изабелла. - Моя великая боль - кто погасит ее?
- Вместе с моей кровью ты получила роковое наследие, - склонил голову Олеко, - и душу твою жжет теперь ужасный шрам. Ты вправе отказать в прощении и мне, и всем нам троим. Но груз обиды перейдет тогда к твоим потомкам, и принесет им новую боль.
- Я не хочу ничего, - прошептала Изабелла, - ни прощать, ни не прощать. Хочу лишь покоя и тишины.
- Ты вправе также и не совершать никакой выбор. Но знай: если ты не сделаешь его до восхода - тогда получится, что Ровена погибла зря.
- Никакого "тогда"! - в бешенстве закричала Изабелла. - Вы, истлевшие ублюдки! Вы, пролившие реки крови до того, как тлен пожрал вас! Нет в этом траханном мире таких причин, из-за которых ей стоило умирать! Так или иначе, она погибла зря...
- Пожалуйста, девочка, не говори так.- Глаза Маноле тоже полны были слез. - Поверь, я любил Ровену не меньше тебя. Какие Силы противостояли ей!..
Я был рабом слепой страсти, и перед смертью дух мой стал заложником собственного проклятья. Это рабство у проклятия и страсти вместе с кровью моей перешло и к ней...
Машина Судьбы, безжалостная, могучая делала все, чтобы Ровена, сначала узнав вас получше, стала опаснейшим вашим врагом. Сильным и хорошо понимающим ваши слабости.
Врагом, против которого у вас нет никаких шансов. Желающим уничтожить вас, и способным сделать это.
Но Ровена отвергла искусно сплетенную дельпару сеть искушений. Откуда у совсем юной девчонки взялись силы сделать это?!
Она освободилась от рабства сама, и я вместе с ней стал свободен. Я, ненавидевший веками потомков Сильвиу и Олеко!
Но я посмотрел глазами Ровены на Феличию, и на тебя... Она полюбила вас... И я тоже...
Теперь осталось сделать всего шаг...
- Опять сделать? О, Богиня! И так сделано уже чересчур много. Ты говоришь красивые слова, Маноле. Но как боюсь теперь я верить красивым словам! Когда отправлял ты на казнь лучшего друга - тоже нашел оправдание и красивые слова?
Маноле обратил полный мольбы и страдания взгляд на того, кто сидел неподвижно, и не слова не обронил до сих пор:
- Ты, пред кем я виноват бесконечно. Прошу - не себя ради - ради того, что еще можно спасти!
