Ильдар Абдульманов - Царь Мира
Желание не должно затрагивать личную жизнь или достоинство Царя или Царицы, а также быть опасным для жизни других людей. Выполнимость и приемлемость желания, победителя определяется лично Царем или Царицей…»
Илья, автор этого документа, оставался, пожалуй, единственным членом царской свиты, который трудился в поте лица и с удовольствием. Он уже попросил Алину определить произвольным движением пальчика траектории для самолетов, которые должны были пролететь над Британией и Россией. Шары изготовили в ювелирной мастерской, по спецзаказу. Илье больше всего нравилось, что все его распоряжения по организации царской лотереи исполнялись беспрекословно. Как ни странно, идея воспринималась благосклонно даже теми, кому она доставила лишние хлопоты. Впрочем, Илья был щедр, и все, кто ему помогал, получали вознаграждение. Когда он объяснил Эдику, что есть дополнительные затраты, тот со смехом махнул рукой. Действительно, не ему же платить, подумал Илья. Расходы по проведению лотереи возмещались правительством страны, где она проводилась. Впрочем, для бедных стран Илья обещал придумать более щадящую схему.
Первый розыгрыш должен был состояться в России. Повинуясь прихоти Алины, самолету пришлось лететь над Бурятией и Читинской областью. Выбрасывал шары один из читинских чиновников — «доверенное лицо». Кроме него, в самолете были два пилота и несколько журналистов. Шары были выброшены над довольно безлюдной местностью. Неудивительно, что был найден лишь один из них. Шар обнаружил учитель сельской школы Бадмаев. К счастью для него, все было организовано неплохо и оперативно. Местная власть сообщила о случившемся в областной центр, оттуда сообщение поступило в подмосковную резиденцию к Булавину. Под присмотром выделенного ему милиционера Бадмаев прибыл в Москву и был торжественно принят в царской резиденции.
Все прошло на удивление гладко. Бадмаев пожелал получить денежное вознаграждение, часть которого обещал выделить родной школе. Единственное затруднение у Алины, вручавшей ему чек на сумму в десять миллионов, вызвало его имя. Бадмаева звали Содбо Банзараншаевич, и Алина вместе с Ильей потратили несколько минут на совместные тренировки в произношении имени первого победителя.
Когда Эдик узнал обо всем, он уныло сказал, что все это, несмотря на участие представителей средств массовой информации, проходит довольно скучно.
— Ну, может быть, в следующий раз в Британии будет веселее, — оптимистично пообещал ему Илья. Он не ошибся.
Лотерея в Британии состоялась на следующий день, в воскресенье. Здесь самолет пролегал над более густонаселенными местами, и в результате были найдены четыре шара. Розыгрыш проводил сам Эдик. Четверых счастливцев пригласили в замок. Один из них оказался фермером, второй — полицейским, третий — двенадцатилетним мальчишкой, четвертый — рослым молодым негром. Эдик долго смотрел на последнего, терзаемый недобрыми предчувствиями. Разумеется, они сбылись — он вытащил из темного мешка шар номер шесть, как раз и найденный Мсамбой.
Лица троих проигравших отражали целую гамму эмоций. Мсамба оставался совершенно невозмутимым. Зато по мере того, как переводчик с трудом излагал его желание, вытягивалось лицо у Ильи Булавина.
Мсамба был родом из Кении, в Британии он учился на адвоката. Очевидно, эта учеба давалась ему тяжело. Он долго говорил о том, что его родня возлагает на него большие надежды, что он должен принести своему народу счастье и благополучие и что для этого ему мало юридических знаний. Эта торжественная речь продолжалась не менее двадцати минут, и наконец Эдик нетерпеливо прервал его, спросив напрямую, чего же он хочет.
— Я хочу стать вождем моего племени, — сказал Мсамба. — Но для того чтобы выполнить мое желание, великому Царю нужно ехать со мной. Только его личное повеление заставит старого вождя Мбойю уйти со своего поста.
— А далеко ехать? — спросил Эдик.
Переводчик объяснил, что надо лететь самолетом в Найроби, оттуда доехать на автомобиле до озера, переправиться на другой берег на лодке и «немного пройти пешком».
— Немного — это сколько? — спросил Эдик, в душу которого закрались подозрения.
Переводчик в течение пятнадцати минут обсуждал с Мсамбой последнюю часть маршрута, а Илья тем временем уговаривал Эдика согласиться, упирая на то, что царское слово надо держать, а зримого повода для отказа выполнить желание африканца нет.
— Мсамба говорит, что эта дорога не утомит великого Царя, — наконец пояснил переводчик.
* * *Алина отказалась лететь в Кению, сославшись на занятость в театре. Эдику пришлось совершить путешествие в компании Мсамбы, Ильи и Дарби, а также четырех охранников, трое из которых были из команды Клюкина, а один из сергунинской. Сам Клюкин выступил резко против этой «экспедиции», но Эдик лишь вяло махнул рукой, выслушав его доводы.
По пути из Найроби к озеру Эдик немного повеселел — то ли от пива, то ли от чудного пейзажа. Им пришлось нанять проводников и носильщиков — Эдик, подозревая, что его в племени постараются накормить «какими-нибудь сушеными змеями», пожелал взять с собой огромные запасы пищи и разных напитков, которых хватило бы на неделю их группе, составившей в итоге пятнадцать человек. Это было в высшей степени колоритное зрелище: Царь Мира и его помощник Илья в сопровождении трех эфэлов, Мсамба, проводники-переводчики, охранники. Проводников было двое, хотя Мсамба уверял, что прекрасно знает дорогу и языки. Один из них был белый, опытный охотник, обычно сопровождавший туристов во время сафари, второй — негр. Оба уверяли Илью, что не стоит доверять человеку с белой (черной) кожей, и тот принял мудрое решение нанять обоих. Впрочем, они прекрасно ладили друг с другом, и, возможно, эта антиреклама была просто уловкой, дающей возможность обоим подзаработать.
Они ехали мимо деревень с круглыми хижинами, мимо зарослей далматской ромашки, кофейных плантаций, сизаля — африканской пеньки, ехали то по крутым горным дорогам, то вдоль долин, — и человек, запальчиво назвавший себя Царем Мира, молча смотрел на безбрежные просторы по обеим сторонам пуленепробиваемых окон машины, выделенной кенийским правительством, вспоминал длинный перелет с континента на континент и, наверное, начинал понимать, сколь жалкими были его притязания. А впрочем, может быть, он думал совсем о другом. Ведь не власти ему хотелось, в конце концов. Почему, мечтая о любви и счастье самых дорогих ему людей или даже одного человека, он мчался ныне по незнакомой чужой Африке, и не было рядом с ним той, ради которой он все это затеял. И ни пестрый пейзаж, ни величавая снежная вершина Белой горы, ни провожавшие их взглядами жители в странных уборах, ни хохмы Ильи, беспрестанно болтавшего с проводником, — ничто не могло отвлечь его от угрюмых мыслей.
