Александр Маслов - Голубая Саламандра
Данэ прошел через зал, остановился перед воротами, ведущими в Лабиринт. Он понятия не имел, как открывается огромная бронзовая плита и чем больше разглядывал элементы непонятной конструкции, тем мрачнее становилось его лицо. Уйти было необходимо сегодня, пока собранная в кулак воля, позволяла совершить необходимый шаг, пока не появился человек, способный его остановить. Уйти! А дальше… Он не хотел думать, что случиться дальше. Пусть будет хохочущая в безумстве, стонущая от ран Аттла, о которой до недавнего времени он почти ничего не знал.
- Ты был Тога!
Скульптор вздрогнул. По лестнице спускался Аманхор.
- Это бесчестно! Я видел твою Эам. Ты пришел на суд, уверенный в своей правоте?! Мысля судьей себя самого?! Это бесчестно!
- Пусть так. У меня не нашлось времени угождать святому Дому. Я ухожу вниз. Не вздумай отговаривать меня!
- Глупец… - Аманхор сверлил его взглядом, взглядом чудовища, надменно улыбаясь, мял всклоченную бороду. - Какой глупец! Когда ты решил это? Сегодня? Или, когда узнал ее? Не отвечай. Если ты решил, конечно, я провожу тебя. Я сделаю все, как нужно. Постой здесь: есть вещи без которых ты не сможешь уйти. И думай! Думай, зачем это всем!
Жрец открыл неприметную дверь за массивным постаментом. Пос-лышался скрип механизмов, грохот воды в подземелье. Данэ ждал, прислонившись к колонне, отрешенный и безучастный. Аманхор вернулся не скоро, неся факел, тяжелый сверток, что-то еще.
За опустевшим бассейном, широкими скользкими ступенями начинался уже Лабиринт. Они шли быстро и молча. Сколько раз ваятель мечтал видеть сотворенные Ликором легендарные лица! Но теперь он проходил почти не глядя на них, воспринимая каждое, как незамысловатый символ, их ряды - всего-то читаное письмо. Череда бесконечных коридоров и залов угнетала. Данэ начал думать об оставшемся позади: тревожном, счастливом, о том, что он отвергал раз и навсегда. Поникнув головой он шел вслед за проводником, скользя невидящим взглядом по гладким стенам, встречающимся изваянием. Неожиданно все прервалось волной ветра и колким блеском звезд. Данэ едва не ступил в пропасть - жрец сильной рукой удержал его, сказал что-то назидательное и принялся разматывать узловатую веревку.
- Иди! Ты свободен! Верный, твой выбор или нет - не знаю. Только запомни: в твой последний, недалекий день враг - человек. Не горы или дикие просторы Аттины - их ты устало одолеешь. Не зверь, не какой-нибудь неразумный, гад - им издали понятна отметина лежащая на тебе. Человек! И я бы не воскликнул: Ориест! Потому, как это слишком несправедливо. Я не Хепр, но скажу… Однажды тебя тихо ткнут кинжалом; от удивления не чувствуя боли, ты истечешь кровью, а проходящие будут пинать бессмысленное холодное тело. Или тебя сожгут деревом на огне, Ты даже не захочешь проклинать их за это. Любившие забудут тебя, другие исказят твое имя легендами. Поверь, будет так! Да, что я могу поведать тебе - мудрецу?! Это, все равно!…
- Пусть так. Простись за меня с ней! - Данэ повернулся к обрыву. Ветер трепал его волосы. Ветер неизвестного мира. На востоке, за вершинами чужих гор светлело небо.
- Нет, ты постой, обреченный! Есть еще время! Вспомни глаза того зверя! Он безобразен, но небесен, как ты, - жрец повернул его к себе, твердая воля была в его голосе. - Еще много раз навстречу людям сойдут жертвы подобные тебе. И только долгое время изменит число непринятых. Неприятие это не грех. Это - жажда! Жажда - исток, он может напоить землю. Был ты притязателен, даже мелочен, когда смотрел в ту воду стремясь видеть себя. Отныне ты ни кто. Ты - Что! Осознаешь? - Аманхор взял его руку, стиснул запястье и содрогнулся от пульсации жил. - 0, нет! Ты, еще человек!
- Аманхор, а ты последний говорящий мне об этом?! И после не будет никого?! Мои руки. не умеют делать идолов. Верно, и я сам не уподоблюсь им. Скажи лучше, ты часто выходишь сюда?
Жрец промолчал, в глазах его отразился тоскливый блеск. Данэ улыбнулся, мечтательно, глядя на вершины гор, розовые снега и лиловые тени.
- Какой удивительный рассвет! - сказал он. - Свежий, как поцелуй любимой. Таинственный, влекущий рассвет! - Там день начинается по-другому. Аманхор, внизу огромный мир других людей, он принимает меня.
- Я не хочу, чтобы ты уходил. Жертвы людям наверно бессмысленны; они забывают о них. Или принесенный беспенный дар жуют, как плод, где лишь сладость или горечь, - без разницы.
- Она говорила по-другому. Попрощайся с ней за меня.
- Ни к чему. Она еще увидит твой труп.
- Прощай!
- Тогда возьми. - Жрец сунул ему кожаный мешок. - Здесь золото. Без него внизу не выжить - ты ведь еще человек.
Глава седьмая
Углы и грани реальности
К проходу в долину путники добрались к концу дня, так и не изведав достоинств короткого пути, обещанного Мэем и обратившегося в утомительное блуждание по дну извилистого ущелья, то штурмы доступных высот, чтобы не заблудиться совсем. Все же они вышли к дороге, по которой следовало идти из Арви. Хранитель Седьмой Сферы будто перестал сердиться на бредовую затею Мэя, чуть не принудившую к ночлегу в горах. Арвиец Стикэ, - известный переписчик старых текстов и со вчерашнего вечера неутомимый собеседник Эвис,- вновь обрел желание говорить, хотя еще его. мучила отдышка, да едва слушались истертые ноги, не привыкшие к тяготам подобных переходов.
Теперь вместо скал или темных чащоб путников окружали стройные сосны. Низкое солнце золотистым веером сквозило в хвое, теплым янтарем остывало в каплях смолы. Резкие воинственные вскрики птиц, что гнездились в ущелье, здесь слышались реже. По подстилке опавших игл, то по ветвям прыгали шустрые белки и, не зная человека врагом, подпускали совсем близко, замирая в забавных позах.
Скоро открылся прямой спуск в долину. Отсюда, как на ладоне виделся Ланатон. Семь поочередно белых и черных святилищ, будто фигурки для игры в обол обозначали, широкое кольцо. Их разделяла сеть каналов, питаемых рекой, начинавшейся на склонах Ферты, островка садов и мощеные светлым камнем площади, стрелы высоких колонн по периметру неизвестных сооружений,- все геометрически точно, размеренно, в то же время бесхитростно просто, словно чертеж набросанный твердой рукой.
Грачева, помнившего огромную импозантную Аттлу и пока ожидавшего на другом полюсе Аттины встретить нечто похожее,
постигло разочарование. Он лишний раз убедился: аотты жили другими. величинами, разнящимися с ломким аттлийским могуществом, наверно, как стройные и чувственные стихи Од звучат в диссонанс сотрясающему "Молению Хифа".
И все было бы так…
Только в центре кольца Сфер на обширном голом пространстве громоздилась Пирамида. Нечто тяжелое, чужое было в ней возведенной из глыб желтоватого камня, матово-блестящих будто многогранники пчелиного воска.
