Сергей Андреев - Особый контроль (сборник)
— Только не говори, — Валентина придерживала чашку, пока Татка пила молоко, — что тебе надо ехать. Тебе надо — это я еще поверю. А от твоей зарплаты мы сильно забогатели!
О деньгах с Валентиной во все времена было бесполезно говорить. А сейчас Виктор и не собирался. Чуть виновато кивнув Наташе, он сдернул с вешалки куртку и сбежал вниз.
— Куда поедем? — машинально спросил он Василия Андреевича, виднеющегося на заднем сиденье.
Тот хмыкнул:
— К нам, куда же. Посмотришь, как твой друг разворачивается.
— Он мне не друг, — отрезал Виктор и завел мотор.
— А хороша, — вдруг отозвался Белов, когда “Москвич” вырулил со двора, — повезло тебе.
— Со стороны, может, и так, — не оборачиваясь, сказал Виктор.
— Да я о дочери. Старшенькой. Надо будет с ней поговорить.
— Вы хоть девочку-то не трогайте, — огрызнулся Виктор.
— Отчего же? Она у тебя умная, все поймет…
— Что — все?
— Сам знаешь, что. Художества ваши с Лаптевым.
Виктор, не сбавляя газу, открыл перчаточный ящик. Там лежала открытая, “гостевая” пачка дорогих и безвкусных ленинградских сигарет. Зубами вытащив бумажный цилиндрик, Виктор забросил пачку назад в ящик. А прикуривателя в машине не было, зажигалка же оставалась в столе на работе.
— Печет? — посочувствовал Василий и, не дожидаясь ответа, загнусавил: “Будут внуки потом. Все опять повторится сначала…”
— Ты хоть не пой, а? — попросил Кочергин. — И так на душе гадко…
— Соображаешь, — сказал Василий Андреевич другим тоном. — Это хорошо, что сам соображаешь. И что сразу поехал со мной — тоже хорошо. Но это еще не все.
— Ясно, — коротко бросил Виктор.
Молчали до самых кладбищенских ворот.
…Знакомая и всегда волнующая картина стройки: натужный рев бульдозеров, раздирающих красно-бурую, в прожилках и белых проблесках камней землю; грузовики, теснящиеся в очередь к экскаватору; сдавленное прерывистое шипение автогена; веселая перебранка электриков, навешивающих кабели временного электроснабжения… Знакомая картина; но Виктор, побелев, подхватил обрезок ржавой трубы и кинулся прямо на нож бульдозера.
— Ты что, очумел, такой-сякой разэтакий? — вылетел из кабины бульдозерист и, размахивая пудовыми, черными от нигрола кулачищами, бросился к Виктору. Соседняя машина, харкнув соляровым дымом, тоже остановилась; замер с поднятым ковшом экскаватор…
К счастью, свой, из СУ-5 бульдозерист сразу признал Кочер-гина; поэтому, когда Виктор, отбросив свою трубу, вцепился в промасленную робу и заорал нечто нечленораздельное, Саня не пришиб его, а спросил скорее даже испуганно:
— Ты что, Михалыч, жизнь надоела?
Кочергин еще раз потряс здоровенного Саню за грудки и наконец выкрикнул разборчиво:
— Ты что же это делаешь?
— А че делаю-то? — раскрыл рот Саня. — Ну во вторую вышел, так попросили же…
— Кто же тебе велел тут грести?
— Прораб, — высвобождаясь, неуверенно пробасил Саня.
— Тащи его сюда, — приказал Кочергин и прибавил такое, что услышь это Воднюк — не миновать бы Виктору товарищеского суда.
— Да ведь уехал он…
Все моторы заглохли, а строители собрались вокруг Виктора.
Кочергин несколько раз порывался что-то сказать, но только рубанул воздух рукой и, сев на ближайшую вывороченную плиту, жестом попросил спичку.
— Что случилось, Виктор Михалыч, — спросил дядя Коля, поднося огонек. — Не там начали, что ли?
Виктор молча кивнул и выпустил длинную струю табачного дыма. Строители загалдели, честя вдоль и поперек и прораба, и все прочее начальство, президентов отдельных стран и дальнюю родню своих близких родственников.
— Лаптев давно уехал? — спросил Виктор и на всякий случай пояснил: — Такой кругленький, на “Волге”, начальничек…
— Да вот только что!
— С прорабом нашим!
— Он и воткнул, чтобы работать начинали!
— Обещал сверхурочные по своей ведомости накинуть.
— И нас, — отозвались электрики, — уговорил во вторую смену остаться — свет ставить… Чтоб им виднее…
Виктор несколько раз кивнул, уясняя картину. Затем затоптал окурок и выпрямился:
— Ясно. Значит, так. Сегодняшний день… Сегодняшний день вам запишется, хотя вы начали без моей — поняли? — без моей команды… А дальше, Вот что. Всю технику — вон туда, под стену, и чтобы без моей команды ни-ни. Усекли?
— Ты подожди, Михалыч. Объясни-ка толком. Чего дергаемся?
— Обязательно поясню, — Виктор, заложив руки за спину, подался чуть вперед, к ножу Саниного бульдозера. — Так вот, указания, что вам дали, — все ни к черту. И не там начали, и вообще здесь пока что работать нельзя. Просто нельзя. Ясно?
— Да почему? — подал голос дядя Коля.
— Проект есть? — спросил Виктор. — Нет проекта. Разрешение на проведение земляных работ есть? Нет такого разрешения. Согласование с постройкомом на привлечение к сверхурочным работам есть? Нет такого согласования. Наряд выписан? Не выписан. И вообще на всю эту затею даже титула нет, так что платить неизвестно как. И точно знаю, что ни у треста, ни у вашего “друга”, — Виктор не назвал ненавистные фамилии, — таких денег нет…
Кочергин помолчал, отбросил окурок и сказал тихо:
— Это все так… А самое главное — это ж какой скотиной надо быть, чтобы прямо по человеческим могилам бульдозером утюжить? Здесь что, враги наши самые лютые лежат? Да и с теми после смерти считаться не очень-то… А вы…
В очень звонкой, вот уж прямо-кладбищенской тишине, Виктор добавил:
— О правилах работы на кладбищах и некоторых наших бумажных делах могли, конечно, и не знать: до сих пор вас особо не подводили; но как можно головой-то не подумать, вокруг себя не оглянуться! Мы же люди, а не рабсила! Непонятно?
Дядя Коля, хлопнув о гусеницу беретом, сел прямо на землю. Все строители заговорили разом.
Виктор молчал, и только когда мужикам надоело ругаться и выкрикивать “а че ж”, бросил:
— Наказал вас Лаптев. Но и вы хороши! Прямо как дети малые.
— Слушай, Михалыч, — наперебой полезли мужики, — нам же никогда не объясняют толком!
— Покажут, где пахать, — мы и пашем от забора до обеда!
— И что начальство себе думает?
— Откуда нам про ваши согласования знать?
Виктор не выдержал, поднялся:
— Завязали. С вас особого спросу нет, хотя думать положено независимо от должности. Так. Сейчас отгоняйте машины к балку, и по домам. Завтра вы все в отгуле — за насосную я вам должен. Отоспитесь, утро вечера мудренее.
Поругиваясь и почесываясь, бригада разошлась по машинам, и через минуту захлопали и затрещали пускачи.
