А Аттанасио - Темный Берег
Огры завистливо глядели из болот. Теперь, когда не стало змеедемонов, вечная война людей с ограми могла продолжиться с новой силой, и огры уже обдумывали стратегические планы, как украсть запасы строительных материалов, брошенных бывшими хозяевами, и разрушить их наговорные камни. Но оперативность Бульдога в организации лечебницы для пэров сорвала планы огров. С помощью умелых чармоделов философ создал палаточный городок на высоких полях рифового острова, и он был построен за ночь.
На рассвете, когда последний пэр был вывезен из Дворца Мерзостей, чармоделы окружили огромную конструкцию амулетами якорей и балласта и утопили пирамиду в болоте.
Гнилая вода вскипела бурыми волнами, покрытыми проказой лиан, лоз и гниющих бревен, и наблюдавшие огры бросились прочь, дальше в болота. Когда они забрались в лесные кроны, чтобы оглянуться, Дворца Мерзостей не было. На его месте булькало черное окно.
Чармоделы назвали булькающую топь Гнилым Болотом и поставили над ней болотного ангела - грязного призрака с волосами-водорослями и мшистыми крыльями, чтобы остерегать любопытных. Это напугало огров. Даже потом они старались держаться подальше от этого угла Нхэта, где разрушенная Ткань Небес встречалась с просачивающимися черными водами над утопленной пирамидой.
В их отсутствие лечебница на тучных пастбищах над Гнилым Болотом процветала. Города всех доминионов присылали амулеты и чармоделов, чтобы помочь выздоровлению своих пэров, и за несколько дней почти все жертвы Врэта исцелились и снова могли смеяться.
Ночью, когда пэры спали в целительных гамаках, когда на кухнях завершалась уборка и ночные смены начинали готовить еду на следующий день, Бульдог отрывался от своих занятий, чтобы посидеть на травянистом обрыве с оставшимися мусорщиками.
В основном разговор шел о надеждах для Гнилого Болота и для всего Ирта. Вспоминались лагерные переживания, говорилось о том, как трудно было спасти разбитые души. Посетители, приходившие собственными глазами взглянуть на лагерь и на булькающую черную топь, иногда спрашивали у Бульдога, какой опыт он вынес из своего заключения.
- Пустой Отрывок прав, - тут же начинал проповедовать он. - Нет свободы от нашей свободы. И каждый день приходилось это понимать. Каждый безжалостный день. - Бульдог подходил к обрыву, выделяясь гривастой тенью на фоне звезд. Показав на дальний берег моря в отливе и на приливные мели, он добавлял: - В лагере нас заставили глядеть в зеркало тайн. Нас заставили увидеть самую трудную правду. Она в том, что мы лишь чуточку больше, чем призраки.
- Эта чуточка называется жизнь! - обычно вставлял кто-нибудь с почти неизбежным вздохом, цитируя "Талисманические оды".
- И мы действительно лишь чуть больше, чем призраки, - соглашался Бульдог. - Призраки меряют историями расстояния до края мира. Какая разница, будет ли наша история историей Кавала или Врэта? Острый край срезает такие мелкие различия. Добро против зла? Что значат в пустоте свет или тьма? Бездна поглотила святого чародея так же легко, как приняла в себя чудовище Врэта.
- Отрава чертова! - обычно ругался кто-нибудь из публики в ответ на нигилизм, который казался им достойным разве что Властелина Тьмы.
Бульдог улыбался, сверкая клыками.
- И разве мы не чуть больше, чем иллюзии, все мы? - обвинял он мусорщиков, избавленных Чармом от шрамов, и гостей, защищенных талисманами. - Пусть мы вихри Чармового огня, стоящие на Ирте, и через мгновение мы просто беглецы внутрь своих тел. Паломники пустоты. Кочевники холодных миров.
Лорд Дрив пролежал весь день в Чармовом сне, завернутый в покрывало грезоткани и привязанный целительными опалами к гамаку, висящему в желтой палатке, фильтрующей лучи Извечной Звезды. Пока он набирался сил, Тиви помогала Бульдогу и его добровольцам в лечебнице. Она снимала опустелые наговорные камни с амулетных повязок раненых и приносила от чармоделов новые на замену.
Однажды, когда в работе наступило затишье, она встретилась с Бульдогом на склоне холма, покрытом выцветшей от соли травой. По одну сторону дымилось море среди торчащих из воды утесов, по другую стояли палатки и строения лечебницы, впитывая излучение Извечной Звезды колдовской тканью желтого и ослепительно-золотого цветов.
- Ты дал мне выжить в лагере, - сказала Тиви, присев с ним на выброшенный морем ствол, принесенный сюда, несомненно, ограми. - А Дрив говорит, что я спасла его от печальной судьбы Рики. Так что это ты спас его.
Бульдог смущенно отвернулся и поглядел на сверкающие палатки импровизированного поселка.
- Посмотри на нас, сидящих на Ирте на обламывающемся краю Бездны с ее вакуумом и тусклым холодным светом. Эта Бездна ждет, когда поглотит нас целиком. Рано или поздно все мы там будем...
- Да, Пес. Все, кроме святых. - Тиви положила руку на его мохнатую лапу. - Есть у меня вопрос. Не насчет святых или проклятых, просто насчет живых.
- Это хорошо! Я сам не святой и не проклятый, - сказал Бульдог и положил большие руки на перевязь жезлов власти, сооруженную им из запасов с верфей. - Как все, я живу на Светлом Берегу, пока не покину тело и свет не унесет меня во тьму Залива. Так предсказывают талисманические мудрецы, и я в их словах не сомневаюсь.
Тиви кивнула и потрогала ожерелье амулетов, радуясь их успокаивающей силе.
- Ты думаешь, что это жизнь, которую можно любить? - спросила она. - Я в том смысле, что мы видели столько смертей, и таких ужасных... "Амулеты исцеляют тело, Чарм исцеляет душу". Так говорят ведьмы. Но мертвых все равно не вернуть. И это насмешка надо мной.
- Насмешка над тобой? - Бульдог рассмеялся от неожиданности. - Ты заговорила как ведьма.
- Насмешка - это то, что я ощущаю. - Ее взгляд осветился настойчивостью. - Пес, я люблю Дрива.
- Любовь! - Философ набрал воздуха, чтобы пуститься в рассуждения о пленительных истинах Отрывка о Любви, но сдержался, увидев напряженную тревогу на загорелом лице своей подопечной.
- А все, что я о нем знаю, - это только сон. И все равно я его люблю. Можно ли любить сны, Пес?
- Некоторые философы сказали бы, что все, что мы можем любить, - это наш сон.
Тень между ее глазами исчезла, напряжение спало.
- Так что все в порядке? Насчет меня и Дрива?
- Любовь есть вопрос, - процитировал Бульдог из Отрывка и вгляделся в ее лицо с теплым блеском янтарных глаз. - Ответ лежит не во мне, моя серьезная подруга, а в Дриве.
Оба перевели взгляды на плещущие пологи палаток, думая о том, сколько еще работы им предстоит. Бульдог попрощался и зашагал величественной походкой к лечебнице, гордый тем, что дал подопечной совет, достойный мудреца, и без многословных проповедей.