Роберт Хайнлайн - Звездный зверь. Имею скафандр - готов путешествовать
Он оглядел меня с головы до пят,
— Мир. Но не вздумай перечить мне, варвар.
Он называл себя Иунио. Служил он в Испании и в Галлии, затем перешел в шестой легион, о котором, как он считал, должны были знать и варвары. Легион стоял в Эборакуме, к северу от Лондиниума в Британии, а он был исполняющим обязанности центуриона, хотя настоящий его чин был что-то вроде старшего сержанта. Он был ниже меня ростом, но я не хотел бы встретить его ни в темном лесу, ни на городской стене во время боя.
Римлянин был невысокого мнения о бриттах и варварах вообще, включая меня, о женщинах, о климате Британии, о начальстве и жрецах, но хорошо отзывался о Цезаре, Риме, Богах и хвастал своей воинской доблестью. Армия, говорил он, уже не такая, как прежде, и из-за того, что к вспомогательным войскам отношение такое же, как к римским гражданам.
Его патруль охранял строительство стены от вылазок грязных варваров — проклятых тварей, всегда готовых выскочить из-за угла, перерезать человеку глотку и сожрать его, что, несомненно, с ним и произошло, поскольку он вдруг очутился в аду. Я решил, что он говорит о строительстве Адриановой стены, но он имел в виду местность в трех днях пути к северу оттуда, где моря почти сходятся вместе. Климат там был просто невыносимый, а туземцы — кровожадные звери, которые раскрашивают тела краской и не ценят даров цивилизации. Можно подумать, что Римские Орлы пытаются украсть у них их вонючий остров!
Тем не менее, он купил себе в жены молоденькую туземку и ждал назначения, чтобы нести гарнизонную службу в Эборакуме, но вдруг… Иунио пожал плевами:
— Пожалуй, проявляй я больше внимания жертвоприношениям и омовениям, удача не оставила бы меня. Но я всегда считал, что если человек содержит себя и свое оружие в чистоте, то обо всем остальном голова должна болеть у его офицеров. Осторожно с этим проходом, он заколдован.
Чем больше он говорил, тем легче становилось его понимать. Пользовался он отнюдь не классической латынью, к тому же разбавленной доброй дюжиной различных наречий. Но ведь если в газетном тексте вымарать каждое третье слово, суть все равно будет ясна. Я узнал очень много подробностей о повседневной жизни и мелких интригах шестого легиона, но не узнал ничего, что было бы мне интересно. Иунио и понятия не имел, как попал сюда и почему: он считал, что умер и ожидает дальнейших распоряжений в пересыльно-сортировочных бараках ада. Я же все еще не мог принять его гипотезу. Он знал год своей смерти — восьмой год правления императора и 899 год существования Рима. Чтобы не ошибиться, я написал эти цифры римскими знаками. Но я не помнил, когда был основан Рим и не мог опознать его цезаря даже по полному титулу, потому что этих цезарей было очень много. Но Адрианова стена была уже построена, а Британия все еще оккупирована римскими войсками, следовательно, Иунио существовал где-то в третьем веке.
Пещерный человек, живший напротив него, его не интересовал, поскольку воплощал мерзейший порок варвара — трусость. Я не спорил, но вряд ли сам почувствовал бы смелость, если бы под моей дверью рычали саблезубые тигры. А были ли тогда саблезубые тигры? Ну ладно, сойдемся на «пещерных медведях».
Йунио отошел в глубь своего жилья и вернулся с твердым темным хлебом, сыром и чашкой в руках. Мне он еды не предложил, и я думаю, вовсе не из-за барьера. Прежде чем начать есть, он плеснул немного питья из чашки на пол. Пол был земляной, стены — из грубого камня, потолок опирался на деревянные балки Вероятно, для Иунио сделали имитацию жилища римских солдат времен оккупации Британии, но я, разумеется, не специалист.
Больше я там не задерживался. Во-первых, вид еды напомнил мне, что я проголодался, во-вторых, я чем-то обидел Иунио. Я так и не понял, с чего он завелся, но он с холодной тщательностью разобрал по косточкам мои манеры, происхождение предков, внешность и способы, которыми я зарабатываю себе на жизнь. Иунио был вполне приятным человеком до тех пор, пока с ним соглашались, не обращая внимания на его ругательства, и выказывали ему уважение. Такого отношения к себе требуют многие старшие, даже при покупке в аптеке тридцатицентовой банки талька. Постепенно привыкаешь оказывать им почтение автоматически, без лишних раздумий, в противном случае прославишься нахальным юнцом и потенциальным преступником. Чем меньше уважения заслуживают старшие, тем больше они требуют его от молодежи. Так что я ушел, потому что Иунио все равно ничего толком не знал.
У входа в арку я наткнулся на невидимый барьер, почувствовав его, я просто сказал тихо, что хочу пройти, и барьер исчез. Войдя в арку, я обнаружил, что он снова закрылся за мной. Благодаря своим резиновым туфлям я шел беззвучно, а звать Крошку не стал, потому что она могла уснуть. Дверь ее комнаты была приоткрыта, и я заглянул внутрь. Крошка сидела в позе портного на своем невероятном восточном диване, баюкала мадам Помпадур и плакала.
Я попятился назад, потом вернулся, громко насвистывая и громко зовя ее. Крошка высунула из двери улыбающееся личико без малейших следов слез.
— Привет, Кип! Ты что так долго пропадал?
— Болтливый тип попался. Что нового?
— Ничего. Я поела, а тебя все не было, так что я решила поспать. Ты меня разбудил. А у тебя что нового?
— Дай-ка закажу ужин, а потом все тебе расскажу.
Я доедал последние капли подливки, когда за нами явился робот-коридорный, почти такой же, как и первый, только спереди на нем светился выложенный золотом треугольник с тремя спиралями.
— Следуйте за мной, — сказал он по-английски. Я взглянул на Крошку.
— Разве Мэмми не говорила, что за нами вернется?
— Говорила.
— Следуйте за мной, — повторила машина, — вас ожидают.
В своей жизни я выполнял много распоряжении, многие из которых вовсе не стоило выполнять. Но подчиняться автомату мне еще не доводилось.
— Катись ты… — грубо ответил я. — Не пойду, хоть…
Нет, роботам так отвечать не стоит. Он понял мой слова буквально.
— Мэмми! — завопила Крошка. — Где вы? Помогите!
Из динамика робота послышалось ее чириканье:
— Не бойтесь мои милые, слуга ведет вас ко мне.
Я перестал сопротивляться и пошел за этой консервной банкой. Она доставила нас к лифту, затем мы быстро подошли к гигантскому проходу-арке, увенчанному треугольником со спиралями, а потом машина привела нас в небольшой загон. То, что это был загон, стало ясно, когда я попытался шагнуть в сторону и путь мне преградил все тот же барьер из плотного воздуха.
В жизни не доводилось мне бывать в более просторном помещении: треугольной формы огромное пространство нигде не было разорвано ни колоннами, ни сводом; потолки настолько высокие, а стены так далеко друг от друга, что я не удивился бы, разразись здесь ураган. Я сам себе казался муравьем в этом зале, хорошо еще, что очутился подле стены. Однако зал не был пуст, в нем находились сотни существ, пустым он показался вначале, потому что все разместилось вдоль стен, оставляя свободным голый гигантский пол.
