Софья Непейвода - Наследники предтеч. Выживание
Вот теперь с каждым днем ситуация изменялась в лучшую сторону. Выздоравливающих становилось все больше, соответственно возрастало количество тех, кто способен ухаживать за детьми и лежачими, готовить пищу и ловить рыбу. А значит, и нагрузка на каждого снижалась, что позволило отдохнуть и выспаться, не за один раз, но усталость постепенно отступала, разум прояснялся, а уже привычная раздражительность утихла. Вскоре ситуация стала напоминать таковую в начале эпидемии: жители каждого плота сами ухаживали за своими больными. Никто не высказал ни одной претензии по поводу нашего самоуправства в то время, когда большинство находилось в беспомощном состоянии. Насчет продуктов вообще речи не заходило, а прочие вещи за один день разобрали владельцы или соседи владельцев, если те еще не встали на ноги.
Двадцать шестого августа болото наконец-то кончилось, уступив место горному ландшафту. Большая часть кровососов осталась позади, и надобность в дымовой завесе отпала. По молчаливому согласию, мы продолжили сплав до следующего утра, чтобы увеличить расстояние от очага болезни. Когда развеялись остатки зеленоватой туманной дымки, выяснилось, что, не будь ее, мы бы уже давно заметили высокую гряду гор, протянувшуюся от горизонта до горизонта почти перпендикулярно нашему пути. А из-за ограниченной видимости поняли, что приближаемся к горам, только когда подплыли к ним почти вплотную. Встретившись с непреодолимой преградой, река свернула и теперь текла параллельно обрывистому склону.
Горы выглядели странно, даже страшно. Редко попадался склон положе, чем в сорок градусов — обычно обрывистый или даже слегка нависающий. Но крутые участки перемежались многочисленными небольшими почти горизонтальными террасами, густо поросшими разнообразной растительностью. Да и сами обрывы не безжизненны: то тут, то там пробиваются цепкие пучки травы, кустарники и причудливо изогнутые деревья, цепляющиеся корнями за малейшие трещины в породе. Часто целые участки склонов покрывали вьющиеся лианы, создавая впечатления огромной зеленой занавеси. Казалось, что горы достигают космоса, они уходили высоко вверх и вершины терялись где-то в небе. Проплывающие облака не достигали даже середины видимого склона. Такие невероятные размеры кружили голову, и иногда, лежа на крыше плота, я представляла, что на самом деле не лежу, а вишу в воздухе, а подо мной до самого горизонта простирается редколесье.
Утром караван впервые за последние несколько недель пристал к берегу. Облюбовав большое одинокое колючее дерево со сладкими суховатыми красными плодами размером с мелкий абрикос, я залезла на него и пару часов добросовестно занималась пополнением запасов. Наконец, посчитав, что потрудилась достаточно, набрала еще где-то полкорзины и направилась к большому уступу, просто чтобы отдохнуть и спокойно подумать. С него должен открываться прекрасный вид на реку и плоты у берега, а два кривых дерева с густой кроной подарят защиту от жаркого солнца. Но, добравшись до облюбованной терраски, поняла, что приглянулась она не только мне: под деревом, облокотившись о ствол, сидел Марк, флегматично пожевывая одну из небольших ящериц. Еще почти два десятка тушек того же вида лежали в рядок и ждали своей очереди. Поприветствовав, я устроилась рядом и поставила корзину так, чтобы до содержимого было легко дотянуться.
— Угощайся.
Оборотень улыбнулся и переложив ящериц поближе, выразительным кивком предложил присоединяться, а сам запустил руку в корзину. Я тоже не преминула воспользоваться приглашением и, откусив, с аппетитом захрустела головой рептилии.
Все-таки лучше всего сближает не время и не легкое общение, а совместное преодоление трудностей. Прошло всего-то меньше трех недель, а я уже не могу воспринимать Марка не только как врага или недруга, но и просто как безразличного чужака. Может, иногда совместный труд и порождает негативное отношение, но в данном случае он превратил нас в друзей — не в приятелей, с которыми приятно проводить время, а в по-настоящему близких людей, которым без колебания можно доверить собственную жизнь, и между которыми нет места дискомфорту и стыдливости. Мы, даже не двое, а все четверо (включая Росса и Ину) делом доказали друг другу, что несмотря на все наши недостатки и неприятные черты характера, остаемся хорошими, достойными уважения и дружбы разумными существами. Сейчас, если бы не Рысь, я бы сама предложила оборотню переселиться к нам.
А вот и зеленокожая парочка — легки на помине. На их лицах на мгновение промелькнуло удивление от того, что облюбованное ими место не пустует, но оно тут же сменилось приветливыми улыбками. Поставив на общий стол еще две корзины: с орехами и зеленью — Росс с Иной уселись рядом. Похоже, за время эпидемии мы успели не только подружиться, а даже думать начали схоже, иначе как объяснить, что всем четверым приглянулась одна и та же из множества окрестных террасок?
Ну раз уж собрались все вчетвером, решили подвести предварительные итоги. Они не радовали. Да, из взрослых пока никто не умер, но именно, что пока, поскольку состояние некоторых давало повод для беспокойства. На нашем плоту, например, до сих пор не пришел в себя Сева. А ведь времени прошло достаточно много, двадцать шесть дней (что в переводе на Земное равняется двум месяцам). Так что прогноз у тех, кто до сих пор находится то в бредовом, то в бессознательном состоянии, не самый лучший. Хотя первые слабые признаки выздоровления у больных все-таки появились, так что надежда еще остается.
Гораздо хуже ситуация обстоит с детьми и беременными женщинами. Практически у всех будущих матерей, включая Юлю, произошли выкидыши. Не намного лучше состояние у уже родившихся детей. С каждым днем количество жертв среди них увеличивалось, и к настоящему моменту погибла уже почти половина малышей. Нет, не от болезни, ей они так и не заразились, а от истощения. Даже сбиваясь с ног, мы не могли обеспечить им достаточный уход, в результате чего дети сильно ослабли, особенно учитывая то, что большинство из них активно сопротивлялись и не желали есть то, чем кормят. Да, сначала они просто ослабли и стали вялыми, а мы проглядели момент, когда изменения зашли слишком далеко. Большая часть еще живых младенцев даже сейчас, когда их родители поправились и пытались кормить их гораздо более подходящей пищей, например, молоком, так и не начала питаться. Если их удавалось заставить что-то проглотить, то вскоре дети отрыгивали съеденное обратно и продолжали слабеть. Из чистокровных Homo oculeus беспокойства не вызывала всего пара десятков младенцев, семеро из которых находились на нашем плоту. По этому поводу меня мучила совесть, потому что во время эпидемии, мы с Россом поделили обязанности по кормлению: он занимался всеми чистокровными детьми посвященных, а я полукровками и Рысью, кроме протертой ухи подкармливая их молоком. Такая несправедливость (четверо у меня против семи у зеленокожего) возникла оттого, что, во-первых, молочность у меня ниже, а во-вторых, чистокровные младенцы Homo oculeus не желали пить мое молоко, выплевывая драгоценную жидкость. Детей с других плотов мы даже не пытались подкармливать грудью, так что в каком-то смысле обрекли чужих малышей на гибель.
