Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 2
А было в этом «А?!» требование: теперь объяснись, сукин кот! объяснись поубедительней, иначе плевать на субординацию, на иные условия, на место пребывания.
Впрочем, как раз место пребывания и усмирило. То есть не в смысле — Москва. И не в смысле — явка. В менее глобальном смысле — кресло. Глубочайшее — что да, то да.
Римайер изначально утвердился на откровенно кухонном табурете, простеньком, но крепком. А более в комнате не было ничего. Кроме кресла. И — все. Да! Еще тяжелыесплошные шторы. Теперь все. И правильно! Потенциальному покупателю однокомнатной, зато крупногабаритной квартиры в престижном районе столицы (метро «Аэропорт» — «Сокол») не нужна чья-то прежняя мебель б/у, разве для присесть, оглядеться, с риэлтером обсудить с глазу на глаз то… се… (стул и кресло) и сугубо приватно (шторы).
«Риэлтерская фирма „Этаж — Ltd“ предлагает вашему вниманию широкий спектр…» — далее номера телефонов…
…один из которых хронически занят.
Но если набрать этот номер умеючи, то в трубке отзовутся. И предложат вашему вниманию широкий спектр…
И так далее, и тому подобный белый шум, из которого умеючи вышелушивается информация: что-где-когда.
Старо как мир. Но столь же надежно. Так же старо и надежно, как понятие «явка». Вот и не надо изобретать велосипед. Способ связи — все тот же. Явка — она и есть явка, сколь бы ни подыскивался термин-заменитель.
Так вот, Римайер, открыв Жилину дверь, ритуально обозначил жестом: входи, Ваня! располагайся по своему усмотрению!.. Но сам успел занять табурет. Волей-неволей Жилин погрузился в кресло. По самые уши, если можно так выразиться. Можно, можно! Аккурат по самые уши. Удивительно уютное креслице! Так и хочется в него погрузиться. Зато если вдруг приспичит выгрузиться — и внезапно, и на раз! — то… не сможется.
Жилин отдал себе отчет в том, что вздымание из кресла — н-неубедительное, скорее барахтание… со стороны выглядит забавно. Он преобразовал угрожающее вздымание в невинное ерзанье, вроде бы просто устроился удобней в ожидании ответа. Ну? Вопрос был задан. «А? Римайер?»
— Тебя писал Рюг… — сообщил старина Рим тоном, будто озвучил трюизм, зная, что это трюизм.
— Рюг. Рюг, значит… Ну да, конечно, хоть два Рюга… Здоровое нездоровое подростковое любопытство: о чем говорят и чем занимаются взрослый приезжий дядя и сестра друга-Лэна, будучи наедине… Он, этот Рюг, по собственной инициативе поставил «уши»? А что сказали его родители после? Или у него не бывает родителей? Или у него все-таки БЫВАЮТ родители? Которые говорят ему не после, но до? Мол, пойди туда, сам знаешь куда, сделай то, сам знаешь что?!
Жилин впал в жесткий сарказм без малейшего оттенка вопросительное. Тем более что Римайер ощутимо потерял темп.
Римайер… не сказать: помертвел лицом… или: глаза выразили невыносимую боль… или: гримаса горечи на миг исказила черты…
Будь то pulp fiction, или будь то не Римайер, не спец, — тогда, конечно! И помертвел, и невыносимую, и гримаса.
Но Римайер — спец, и происходящее… м-м… происходит не в pulp fiction, а в самой что ни на есть реальной реальности. Хотя… насчет реальности… здесь Жилину еще не все окончательно ясно. Ну да ориентироваться надлежит за считанные часы, и он почти сориентировался. Во всяком случае, он, Иван Жилин, добрался до явки. Попутно наломал дров, да. Не без того, не без… Если верить Римайеру. Можно ли верить Римайеру?!
Судя по отрешенности, да, можно. По той отрешенности, с которой любящий отец говорит об ушедшем сыне, ушедшем навсегда. Он, отец, вообще затабуировал эту тему, но если обстоятельства вынуждают вспомнить, то — вот так, отрешенно, посторонне.
Итак, родители у Рюга БЫВАЮТ… Как минимум папа. Папа-Рим. И папе-Риму мешает, очень мешает плохой дядя, замышляющий… А вот и надо послушать, что именно замышляющий!
«Это Рюг. Можно, он тоже будет ночевать здесь?»
Хм! Ну да, конечно, хоть два Рюга!..
Если бы такое было возможно!
Какое-такое?
А вот то самое — два Рюга…
Вот и ответ… Когда бы Рюг остался жив! Нет, не там и тогда!
Там-то он здравствует и дурью мается, изображая из себя вместе со сверстником Лэном агентов-суперменов… И расшифровку, и аудио Римайер, конечно, у сына отобрал. И к Марии эти, с позволения сказать, секретные материалы, конечно, никогда не попадут…
М-мальчишки! Они, пацаны, уверены: подлинные спецы только и заняты тем, что постоянно перехватывают Друг у друга агентуру, бьют друг другу физиономии и сплошь и рядом стреляют друг в друга, и довольно метко. Не работа, а игра в сыщики-разбойники, ну их всех в болото…
Мы-то с вами знаем — все перечисленные действа характерны для спеца провалившегося, то есть НЕ спеца, дилетанта от нашей Работы, не так ли, коллега?
Мы-то с вами знаем — спец тот, кто из года в год пахнет водкой, водит к себе девок, изъясняется невнятно, и никто не заподозрит в этом обрюзгшем типе элитного профи, не так ли, коллега?
Мнить себя суперменом, изображая такового, допустимо в отрочестве, не так ли, коллега?.. Достойно снисхождения, извинительно. Да?
Да. Но лишь там и тогда. Но не здесь и теперь!
Римайер ни за какие коврижки не стал бы возвращаться (и раз за разом — возвращаться и возвращаться) в мир, где не хочется немедленно взяться за дело, а хочется поваляться на пляже, покидать шары в кегельбане, принять порцию старого доброго коньяку, рухнуть в койку — и не одному, а утром спросонья снова брести на побережье, чтобы сладко додремать свое на песочке, а спросонья потому, что ночью выбирай одно из двух — выспаться или переспать… это не одно и то же, старина!.. (Жилин, я же просил тебя как человека: ко мне должен прийти человек! у меня с ним встреча! эта стерва добилась через суд, чтобы после развода мальчик был у нее, а отцу запрещено с ним видеться! и только тайком, только так…)
Римайеру не хочется немедленно взяться за дело отнюдь не потому, что внешний мир располагает к лености твоего мира внутреннего. В отличие от вас, коллега, Римайер мобилизован всегда и везде. Ибо дело есть дело. Ибо мастером стать нетрудно, трудно оставаться мастером. Истина справедлива не только для парикмахеров…
Вопрос — а есть ли дело? Вот в чем вопрос!
Вот и ответ: для нас, коллега, там нет никакого дела. И до нас, Ваня, там никому нет никакого дела… И значит, подлинным спецам там просто нечем заняться, нечем помочь. Остается бездействовать… и терять квалификацию. И чувствовать, что теряешь ее, теряешь, теряешь, теряешь. А когда встряхиваешься и начинаешь методично восстанавливать навыки, то волей-неволей… вредишь. Автоматически вредишь, что бы ты ни предпринял в качестве спеца — подлинного, само собой, а не воображенного-подросткового. Отроческие игры в сыщики-разбойники там и тогда не пугают даже пуганой вороны, даже всемерно поощряются — чем бы дите ни тешилось… да хоть бы и не дите, хоть бы и великовозрастный пижон! Пусть их! Это ведь там и тогда! Помнишь, Ваня, каково — там и тогда?! Сытно, тепло, пьяно, скучно, да, Ваня?
