Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы
Он посмотрел на телефон, встал и снова опустился на кровать.
Что же делать? Покончить с собой? Он наконец освободится, а она наконец узнает, как он ненавидел ее. Он снова привстал, и тут телефон замолчал. Что ж, она дала ему короткую передышку. Но очень скоро примется названивать по-новой.
Он бросил взгляд на бутылку: та подрагивала, постепенно выползая из дыры. Кто-то там, за стеной, упорно пробивался наружу. Сколько раз уже он начинал искать выход и обнаруживал, что он перекрыт? Слишком, Чрезмерно много раз — могло подумать это, — если у него только было чем думать. И все же оно отказывалось смириться, и, возможно, настанет день, когда оно раз и навсегда решит покончить с этой проблемой, убив того, кто был ее причиной.
Но если огромные размеры того, что ему мешает, его смутят и оно потеряет мужество, то ему всю жизнь только и останется, что выпихивать бутылку, закрывающую выход. И...
Десмонд посмотрел на блокнот, и его охватила дрожь. Пробел в рисунке был заполнен. Там нарисован был Пконииф, и Только сейчас, приглядевшись, он заметил, что великан имеет отдаленное сходство с его матерью.
Может, находясь в глубокой задумчивости, он нарисовал это машинально?
Или фигура на бумаге возникла сама собой?
Пока глаза его скользили по рисунку и он старательно произносил вслух слова этого давно умершего языка, что-то зашевелилось в его груди и стало расползаться по животу, ногам, заползло в горло, а потом в мозг. А в тот момент, когда он произнес имя Пкониифа, рисованная фигурка словно на секунду ожила и великан взглянул с листа прямо ему в глаза.
Комната окуталась мраком, и финальные слова были произнесены. Десмонд встал, включил настольную лампу и пошел в крохотную запущенную ванную. Но зеркало отразило лицо не убийцы, а шестидесятилетнего мужчины, прошедшего суровые испытания и вовсе не уверенного в том, что они уже закончились.
Выходя из комнаты, он обнаружил бутылку из-под колы снова на полу, а дыра была открыта. Но то, что ее выпихнуло, очевидно, еще не было готово к тому, чтобы выйти.
Он вернулся много часов спустя, сильно пошатываясь, так как провел их в местном кабачке. Телефон звонил снова. Но, как он и ожидал, звонок был не от мамочки, хотя и из его родного города.
— Мистер Десмонд, это сержант Рурк из окружного полицейского участка Бусириса. Боюсь, у меня для вас плохие новости. Э-э... ваша мать несколько часов тому назад умерла от сердечного приступа.
Нет, от этого известия Десмонд не окаменел, он и так уже был весь из камня, даже рука, державшая трубку, и та тверже гранита. Однако где-то на бессознательном уровне он отметил, что голос сержанта звучит как-то странно.
— Сердечный приступ? Сердечный? Вы уверены?
Он тихо застонал. Его мамочка умерла своей смертью. Не надо было произносить никаких древних слов. Теперь, произнеся их впустую, он навеки загнал себя в ловушку. Однажды воспользовавшись ими, он отрезал себе все пути назад.
Но... если все же это только слова — мертвые, как их язык; как истаявший звук после того, как они были произнесены — если они никоим образом не затронули подпространства, был ли он в таком случае связан с ними неведомой мыслью?
Может ли он теперь с чистой совестью обрести свободу? Сможет ли спокойно уйти отсюда, не опасаясь возмездия?
— Это было ужасно, мистер Десмонд. Совершенно невообразимая катастрофа. Ваша мать умерла во время разговора со своей соседкой миссис Самминз. Она-то и вызвала полицию и «скорую». В дом зашло еще несколько соседей и вот тогда-то... Вдруг... — Казалось, у Рурка перехватило горло. — Я тоже собирался туда войти, я уже поднялся на крыльцо, как вдруг это... это... —Он откашлялся и наконец выдавил из себя: — Мой брат тоже был там, внутри. Трое соседей, два полицейских и двое санитаров со «скорой» были раздавлены насмерть, когда дом совершенно неожиданно рухнул.
Это выглядело так, словно на него опустиась гигантская ступня. Он развалился в шесть секунд. Меня тоже задело.
Десмонд поблагодарил его и сказал, что первым же самолетом вылетит в Бусирис.
Он рванулся к окну и распахнул его настежь, чтобы вдохнуть холодного ночного воздуха. Внизу, в свете уличного фонаря появилась тяжело опирающаяся на трость фигура Лайамона. Он поднял голову, и на его сером лице ярко сверкнули белые клыки.
Десмонд зарыдал. Но оплакивал он исключительно самого себя.
ПОСЛЕДНИЙ ЭКСТАЗ НИКА АДАМСА
The Last Rise of Nick Adams
Copyright © 1978 by Philip Jose Farmer
У этого рассказа довольно необычная история. Как, впрочем, и у любого другого.
Один молодой человек по имени Брэд Ланг, автор множества очень занятных, на мой взгляд, рассказов, решил открыть журнал «Популярная культура», который предназначался быть рупором того, что вынесено в его заглавие. Он отловил меня и попросил написать для него рассказ. Так получилось, что в это время у меня на руках был один свободный, который зарубил Эд Ферман из журнала «Научная фантастика и фэнтэзи». Он назывался: «Импотенция из-за плохой кармы» — и был подписан именем Кордвайнера Берда.
История названия этого рассказа и псевдонима к нему несколько запутанна, но я с этим уже примирился. Кордвайнер Берд — это, собственно, псевдоним Харлана Эллисона. Он прибегал к нему, когда подписывался под сценариями фильмов, если подозревал, что продюсер или режиссер все равно их испортят на свой лад. Он даже специально оговаривал в контракте особый пункт по этому вопросу.
Итак, как вы знаете, а может, и не знаете, я написал серию рассказов и пару романов под псевдонимами литературных персонажей (причем все они были писателями). Например: Килгор Траут[47], доктор Джон Г. Ватсон, Поль Шопен (писатель из романов о Ниро Вульфе), Дэвид Копперфильд, Лео Квикег Тинкроудор (один из моих собственных писателей-фантастов), лорд Грейсток[48] (ну, этого уж вы, конечно, знаете) и несколько других. И вот однажды мне приспичило написать рассказ под именем Кордвайнера Берда, но дело осложнялось тем, что он-то не выдуманный персонаж! Ну что ж, для того чтобы это исправить, я сделал Берда аппендиксом генеалогического древа моего, обретшего известность благодаря дешевым журналам, Дока Сэвиджа. Затем я вывел его в рассказе «Дож, чей барк не стоил его гавани» и, утвердив его таким образом в правах персонажа, наконец-то написал под его именем рассказ.
Конечно же, все это делалось с согласия Харлана.
В то время я, однако, понятия не имел, что он когда-то уже издал под этим именем несколько рассказов.
