Мэри Расселл - Птица малая
Затем улыбнулся в ее глаза и спросил – сухим академическим тоном астронома, обсуждающего с коллегой теоретический вопрос: «До каких высот поднимется моя любовь, если я люблю тебя сильней с каждым днем?» И Джимми разработал для Софии исчисление любви, где за предел была выбрана бесконечность, и вынудил ее улыбнуться снова.
Поэтому к пятому числу станджа – месяца, обозначавшего на Ракхате начало лета, когда ночи коротки и полны звезд, мчащихся облаков, лун, – не было больше стен, которые требовалось разрушить, или крепостей, которые нужно было оборонять. Но та первая ночь была для Джимми достаточно длинной, чтобы вести Софию в интимном свадебном танце, прислушиваясь к ритму ее сердца. А лунный свет, просачиваясь сквозь цветы, прутья, ленты разных красок и запахов, служил маяком на пути к мгновениям, достойным песни ракхатского поэта.
Позднее в то же лето, когда шел дождь, один такой миг замерцал, задержавшись на грани, а затем начал древний танец чисел: два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два, – и зародилась и стала расти новая жизнь. И вот так поколения прошлого сомкнулись с непостижимым будущим.
30
Деревня Катан и город Гайджур: год третий
– Ну, как вы? Похоже, дождя сегодня больше не будет. Не хотите прогуляться? – спросила Энн у Д. У.
– Ну, я бы не сказал, что склонен сейчас рисковать. – Д. У. сделал глоток мясного бульона, принесенного Энн, затем вновь положил голову на спинку шезлонга.
Проведя взглядом вдоль длинного извилистого хребта своей переносицы, он с видом благоразумной рассудительности направил его на Энн.
– Я подумал: может, стоит поберечь силы, чтобы насладиться видом подсыхающей грязи как-нибудь после.
Энн улыбнулась. Ее радовало, что он по-прежнему способен шутить.
Какое-то время Д. У. держал кружку в ладонях, грея их, но затем забеспокоился, что она выскользнет из пальцев, и поставил ее на столик, который София и Эмилио когда-то использовали в качестве письменного стола, удаляясь в здешний хампий. Теперь это убежище принадлежало Д. У, став его постоянной резиденцией – кроме тех случаев, когда бушевали грозы. Ему нравилось находиться снаружи, откуда он мог видеть южные горы или смотреть на север, отыскивая линию, где равнина сливается с небом. Если погода начинала портиться, Манужаи или Джимми уносили его вниз, в квартиру, а затем, когда все стихало, снова поднимали в хампий – сам Д. У. больше не мог взбираться на обрыв. По ночам с ним оставался Эмилио, так что Д. У. был тут не один. Его тревожило, что он сделался для всех занозой в заднице, но Д. У почувствовал себя лучше, когда София сказала ему: «Это ваш долг: позволить нам помогать. Даже ваш Иисус знал, что забота о больном – божья заповедь. У нас это называется мицва».
– Прикончите этот суп, – сказала Энн, вмешиваясь в его мысли. – Доктор настаивает.
– «Прикончите этот суп!» Черт возьми, какая вы скорая, – возмутился он, но поднял чашку своими тощими руками и принялся с натугой глотать, пока не выпил все.
Затем состроил гримасу, что было, пожалуй, излишним, учитывая, как он выглядит, когда не строит гримас.
– Металлический привкус, – сказал Д. У.
– Знаю, но белок вам на пользу.
Протянув руку, Энн коротко сжала его запястье.
Она испробовала все, что смогла придумать. Чуть не убила Д. У. противопаразитными средствами. Посадила его на диету, состоящую только из земных продуктов, хранившихся в катере. Кипятила дождевую воду для питья, предварительно пропуская через всевозможные фильтры и подвергая химической очистке. Затем отказалась от химии, подумав, что она тоже может повредить.
Порой Энн казалось, что больной идет на поправку. Д. У. понемногу набирал вес, бледные щеки окрашивал румянец, к нему возвращалась былая бодрость. Но тут же наступало ухудшение.
Д. У. оставался единственным заболевшим. Оба, конечно, задавались вопросом, не привезли он эту хворь с Земли. Но всех членов команды перед отлетом пропустили сквозь мелкоячеистое медицинское сито, и Д. У. Ярбро был тогда совершенно здоров и силен, словно поджарый старый скакун. Возможно, что-то разладилось в его физиологии, и то, что обычно выводится, стало задерживаться в организме, или нарушился процесс обмена веществ.
– Ничего страшного, Энн, – как-то сказал он. – По-моему, я просто устал.
– Если б вы вправду меня любили, то выздоровели бы, черт возьми! Ненавижу пациентов, которые мешают своим докторам выглядеть всемогущими. Это невежливо.
Но Д. У. не поверил в ее гнев.
– Люди смертны, – сказал он. – Мы оба знаем, что могло быть и хуже.
Энн отвернулась, часто моргая, но, сделав энергичный вдох, взяла себя в руки. Когда она снова заговорила, ее голос был твердым и сердитым:
– Меня бесит не сам этот факт, а отпущенное время. Вздрогнув, Д. У. вернулся в реальность, гадая, не задремал ли.
– Ладно, – сказал он, с трудом выбираясь из шезлонга. – Давайте пройдемся. Сегодня я наплюю на грязь.
– Верно. – Энн хлопнула ладонями по коленям и поднялась, отгоняя тревогу. – Все ставь на карту, я бы сказала. Живи моментом.
Они продвигались медленно, почти не разговаривая, направляясь вдоль края ущелья в сторону южных гор, причем темп задавал Д. У. Энн внимательно следила за ним, зная, что не следует далеко уходить, поскольку нужно еще возвращаться. Обычно она могла рассчитывать, что кто-нибудь понесет Д. У, если тот выбьется из сил, но сейчас они были в Кашане одни – впервые после несчастья с катером. Руна отсутствовали, собирая урожай цветов анукар. Джордж, Марк и Джимми уплыли с Супаари, чтобы наконец увидеть город Гайджур. Так что поблизости не было никого, кто смог бы ей помочь, кроме беременной, страдающей от тошноты Софии да Эмилио, который сейчас отсыпался. Большую часть ночи он провел с Д. У, у которого опять случился приступ.
К удивлению Энн и своему собственному, Д. У пока справлялся неплохо. Тем же неспешным шагом они добрались до их старого места на выступе скалы, где было удобно отдыхать и откуда открывался отличный вид на лощину и западное небо.
– Если я усядусь, вы сможете потом оторвать от земли мою старую изношенную задницу? – спросил Д. У.
– Рычаги, мой дорогой. Если упретесь пятками, то я сумею поднять вас на ноги.
Протянув ему руку, Энн отклонилась назад, притормаживая его спуск, затем села рядом. Пока Д. У восстанавливал дыхание, оба молчали.
– Когда я умру… – начал он. Энн открыла рот, но Д. У. взглядом остановил ее. – Когда я умру, а это, по моим прикидкам, произойдет дня через три-четыре, отцом-настоятелем де факто станет Марк Робичокс. Я не могу сделать это назначение, но пройдет почти девять лет, прежде чем мы сможем получить приказ из Рима.
