Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)
Сердце моё не спит,
Громко в груди стучит.
Сердце ответа просит,
И дальний вальса звук доносит --
Что за чредой невзгод
Встреча опять нас ждёт!
И что уж счастье на пороге
В этот дивный день!
Дирижёр выдал знак паузы и специально, как все могли ясно видеть, на какой-то миг её задержав, дал, наконец, разрешение оркестру играть по-настоящему. Вторя лёгкой, стремительной, слегка лукавой и бесконечно радостной мелодии, голос Марии легко и непринуждённо воспарил над пением скрипок и трелями флейт:
Весенней песни лёгкий нрав
В роскошной зелени дубрав
И звонкий тон на звук любой
Нам дарит Венский лес с тобой!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
А-а!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
А-а!
Разлуки льды
растают -
Распахну своё
окно,
Что не делала
давно,
Солнца вихри
вновь играют!
Мария отлично понимала, что сегодня она поёт свободно и хорошо, без малейшей боязни принимая всем своим существом зачарованное внимание огромного зала и ощущая нарастающий трепет тысяч сердец, внемлющих её пению.
Пусть встречаться придётся
в вечерний час
В неурочный час,
Без излишних глаз...
На какой-то миг, вторя этим словам, ей захотелось закрыть глаза и самой забыться в предвкушении чего-то неведомого, роскошного, прекрасного и вечного в своей недосказанности:
Этот лунный час,
Он -- не выдаст нас!
Я тебя
обниму
С жаждой счастья
и страстью огня!
Обниму.. Обниму!..
Не верну
в прежний мир!
Не отдам
в прежний мир
без меня!
Вслушиваясь в таинственные переливы арфы, Мария твёрдо и убеждённо поняла, что смысл этой её песни -- в обращении к единственному человеку на земле, которому она должна поверить и направить отныне в его сторону все свои чувства и надежды:
И пускай Луны
бледен
свет,
И пускай ещё
далёк
рассвет -
Ты взглянешь на меня -
Я улыбнусь тебе,
И мы поверим
в дар судьбы
и в наше счастье!
Пусть
прошлое уйдёт,
И новый
день
Оставит в нём навеки
грусть
и тень!
И вот, наконец-то, наступил момент, когда она сможет и должна будет показать всю запредельную лёгкость и красоту своего подвижного, полётного голоса! Как долго она ждала этого высокого и счастливого мига, скитаясь по местам бессмысленным и злачным, перепевая опостылевший шансон на дебильных корпоративах и в вонючих кабаках, в окружении свиноподобных рыл, как безответно и обречёно стучалась во всегда наглухо закрытые двери немногочисленных приличных мест... Так неужели сегодня -- её час? Неужели всё получится? Всё получится, всё -- неужели сразу и навсегда?
И вот уже свершается! Без малейшей боязни, легко приближаясь к верхним недоступным регистрам, Мария продолжает петь вольно, звонко и ярко:
Ла-ла-ла-ла-ля!
Ла-ла-ла-ла-ля!..
Ла-ла-ла,
ла-ла,
ла-ла-ла-ла-ла!..
Я хочу,
я хочу
танцевать
снова вальс!
"Ля" третьей октавы? Или, страшно подумать, -- даже "си"? Но ведь взяла! И при этом какой объём! Прекрасно! А что дальше? А дальше -- дальше снова безумие полёта, снова простор, снова непреодолимая, неистребимая жажда счастья! Счастья, о котором она так долго грезила и которое она наконец-то сумеет вырвать у судьбы!
А-а-а! Аа!
А-а-а! Аа!
Этот вальс танцевать!
Этот вальс только знать!
Этот вальс,
этот вальс,
этот вальс,
этот вальс!...
Я хочу
танцевать!
Танцевать
и летать!
Нет прекрасней судьбы,
Нет прекрасней мечты!
Ла-ла! Ла-ла!
Ла-а! Ла-ла!
Вот дирижёр, безусловно довольный работой голоса Марии, делает указание оркестру перейти на пианиссимо. Музыка отступает на задний план, и теперь уже только один чистый, серебряный голос творящей чудо певицы весело и торжественно врывается со сцены в замерший от напряжённого внимания зал:
И снова радости мотив
Несётся, всё опередив!
И вторит музыке небес
Прекрасный Венский лес!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
В этот момент дирижёр подаёт очередной знак, оркестр полностью замолкает, и Мария, счастливо и озорно глядя в прямо ему в глаза, завершает свой концерт на предельной, звенящей и сияющей высоте:
А-аа!
А-аа!
Пусть над миром
властвует
вечный гимн
Любви!
Закончив петь, Мария едва успела послать зрителям воздушный поцелуй и только намеревалась склонить голову в поклоне, как зал взорвался неистовой и безудержной овацией. Началось вставание с мест, послышались восторженные выкрики "на бис" и "браво". Седовласые, увешанные золотом наград фронтовики и их боевые спутницы, словно забыв о годах, аплодировали стоя, приветственно размахивали руками и громко выкрикивали слова восхищения. Кто-то увлечённо раскачивал головой в такт продолжающей греметь в ушах музыке, несколько человек самозабвенно пытались дирижировать воображаемыми оркестрами, а один старичок в матросской форме, словно ребёнок, то и дело восторженно подбрасывал вверх видавшую виды бескозырку, вынуждая то одних, то других соседей отвлекаться на её возвращение своему без меры разошедшемуся обладателю.
На сцену хлынуло море цветов, и спустя каких-то полминуты Мария уже не могла держать их огромную охапку, цветы покорно ложились на рампу к её ногам, падали в оркестровую яму, в проход... Над рядами стоял плотный одобрительный гул и казалось, что на эти несколько минут все присутствовавшие напрочь позабыли о продолжающемся концерте и желали только одного -- излить в адрес никому доселе неизвестной юной певицы, столь неожиданно и искромётно воскресившей страницы их далёкой молодости, свою приязнь, почитание и высшую степень похвалы.
Чтобы остановить овацию и дать возможность перейти к следующему номеру, вышколенный оркестр был вынужден негромко заиграть новую тему. Другая мелодия стала понемногу вытеснять продолжавшие звучать во взбудораженных головах аккорды Штрауса, и зал потихоньку начал успокаиваться.
Мария послала зрителям прощальный поцелуй, поклонилась и убежала со сцены. Вновь появились ведущие и не спеша, чтобы страсти окончательно улеглись, стали предварять следующее выступление.
Едва дойдя до гримёрной, Мария рухнула в кресло, и её тотчас же облепили друзья и многочисленные незнакомые люди. Вновь откуда-то стали появляться цветы, зазвучали восторженные голоса и бесконечные поздравления. Вбежал абсолютно сияющий Штурман, расталкивая локтями толпу поклонников:
-- Ты -- королева! Ты ещё даже не понимаешь, что ты натворила! Это полный фурор!
