Мария Фомальгаут - Продам май (сборник)
Говорю — уже ни на что не надеясь:
— Вы самый лучший дизайнер… из всех, кого я знаю.
Молчание.
— Я восхищен вашими работами.
Тишина.
Делаю последнюю попытку:
— Я вас… люблю.
Не отвечает. Крепко обиделся. Ну да, я бы после такого тоже обиделся, если бы был человеком…
Вытираю со стола, мою пол, закрываю занавески, чтобы спрятать ночь. Вооружаюсь губкой, бережно-бережно протираю лицо хозяина, скребочком-скребочком счищаю с черепа гниющее мясо, где счищается, остаются какие-то жилки, протираю их лосьоном, до блеска надраиваю челюсти…
— Видел Николаева. Он велел вам выздоравливать.
Хозяин резко кивает так, что у него чуть не отлетает голова, подхватываю голову, ставлю на место. Это уже что-то. Как говорят конструкторы, есть контакт.
— У вас тоже… как у меня… голова не держится. Ее надо болтами закрепить, я вот закрепил себе, и все стало хорошо.
Снова резкий кивок. Снова подхватываю голову.
Выхожу из комнаты, делаю последнюю попытку.
— Хозяин… я прошу прощения.
Тишина. Нет, он меня не простил. Да я бы тоже не простил… после такого… если бы был человеком…
Прости, хозяин…
Выхожу, смотрю список дел на завтра. Все то же самое, углубить яму, да что он там за прудик собирается делать, и купить тапочки, хоть бы написал, какие тапочки нужны, а то я уже какие только не приносил, и мужские, и дамские, и с каблуком, и без, и резиновые, и тряпичные, и пушистые, и с какими-то цветами и стразами…
Хозяин не скажет, хозяин обиделся. После того случая. А ведь наутро я попросил у него прощения, первым делом зашел в комнату, извинился, принес кофе с булочками, ложку кофе, две ложки сахара, ложку сливок… Еще долго вытирал кровь со стола, что натекла за ночь, долго мыл пол под хозяином, кровь присохла, не отмывалась, переодел хозяина во все чистое, вымыл ему лицо, долго мыл шею, долго поправлял голову, чтобы держалась, протирал позвонки, торчащие из горла… Он даже не кивнул мне тогда, просто мотал головой, мол, уйди, уйди, а как я уйди, если пол надо вымыть, и стол, и вот, на стене кровь, тоже протереть надо…
Обиделся.
Я бы тоже обиделся…Я же не хотел, честное слово, не хотел, ты пойми, хозяин, если я что где испорчу, я же не нарочно… и когда к тебе пришла Она, я не хотел проливать кофе ей на платье, так получилось, и поднос я уронил тоже не нарочно. И ты сам мне велел по вечерам убирать в спальне, вот я и пришел, разве я вам чем мешал, когда вы лежали на постели, и она растирала твою шею, сжимала ее своими тонкими пальцами, и плечи, и грудь… Я же все делал правильно, пришел пылесосить ковер, и незачем было швырять в меня ночником, орать — пошел вон…
Прости, хозяин…
Я не хотел.
И разбивать плазму я тоже не хотел, я сам не знаю, как это вышло… да, я пришел ее повесить, как ты мне велел, хозяин, закрепить на стене, сам не знаю, как она выскользнула, грохнулась, экран стал темно-лиловым с какими-то оранжевыми разводами… Я не хотел, хозяин. И когда ты бил меня, стараясь разбить платы, я все повторял тебе — я не хотел…
Я не хотел… я уже не знал, как загладить свою вину, я принес тебе кофе, и булочки, и ты даже не посмотрел на меня, сидел, уткнувшись в монитор, и я сказал — доброй ночи, хозяин. И ты не ответил мне. Я не знал, чем тебя порадовать, будь у меня деньги, я бы купил новую плазму, денег не было, ничего не было.
Я вспомнил, что делала Она, вспомнил случайно, я подошел к тебе, я сжал твою шею, разминал ее пальцами, как Она. Помню, как ты закричал, громко, надрывно, помню твой крик, переходящий в сдавленный хрип.
Ты крепко обиделся. Ты даже не поблагодарил меня…
Спускаюсь в холл, снова перебираю в уме какие-то слова, какие-то комплименты, которые могут быть ключом к тебе. Прекрасно выглядите… вы самый лучший специалист… я восхищен вами… Нет, все не то… Люди это как-то умеют… Я — нет.
Прости, хозяин…
Вхожу в сеть, снова набираю — Пароли к людям, Яндекс снова выдает мне какую-то галиматью, не понимает меня. Может, не там ищу, должен же я, черт возьми, найти слова к тебе, коды доступа к твоей душе…
2012 г.
Одна душа
15 сент. 2012 г
Как всегда все крахом, на работу не вышла, когда выйду, не знаю… Вокруг все люди как люди, а у меня голова в облаках, я через дорогу иду, куда иду, не вижу… И главное, так мне хорошо было, осень, небо такое высокое-высокое, вокруг все золотое, голубое, солнечное, так бы и расправила крылья, и летела бы выше, выше… Шла, представляла себя какой-то тургеневской барышней на улице старинного города, вокруг маленькие кофейни, дамы в кринолинах, экипажи…
И вот вам пожалуйста… Я только сегодня собеседование прошла, сказали, завтра выходить на работу… И черта с два я туда выйду, они меня уже могут не ждать.
Как всегда, конечно, ветер в голове, под ноги не смотрю, по сторонам ничего не вижу. Да и водила этот на жигуленке тоже хорош, куда несся, куда несся… Короче, мы с ним столкнулись, то есть, какое столкнулись, он в меня врезался, я кувырком отлетела, итог: сломана рука, вывих лодыжки, разбитое лицо. А хотела устроиться администратором.
ПМП разрывными в голову.
Пристрелить 2654. Да ну, фигня 765[3] + 1[4]
Спасибо за ваше неравнодушие!
15 сент. 1823 г
Как много в нашем городе развелось лошадей, порой кажется, что их больше, чем граждан. Не далее как вчера проходил по проспекту своим обычным маршрутом, на службу, как всегда всецело и полностью был во власти своих мыслей и грез. Как раз тогда обдумывал свой сон, чрезвычайно необычный, как и большинство моих снов: видел какой-то город, полный высотных домов, рвущихся в облака, видел, как над городом пролетало что-то огромное, ревущее, я точно знал, что это не птица.
Так вот, как я уже сказал вам, неизвестный мой друг, шествовал на службу всецело во власти своих грез, когда из-за поворота показалась четверка лошадей, сбившая меня с ног. От удара отлетел в сточную канаву, вдобавок получил от кучера хороший удар хлыстом. На мое счастье (если все происходящее вообще можно считать счастьем) владелец кареты оказался снисходительнее своего кучера, остановился, усадил меня в карету, осведомился, как мое здоровье. Последнее оказалось в весьма плачевном состоянии, я сломал правую ногу, несколько ребер, правда, доктор уверяет, что ничего страшного нет. Хозяин кареты — им оказался господин Грюнхерц, — выделил мне кругленькую сумму, от которой мне, впрочем, не легче: хозяин с посыльным просил передать мне, что больше я у него не работаю.
Итак, мой неизвестный друг, деньги, выделенные Грюнхерцем, я отдал на оплату квартиры, потому что хозяйка, видите ли, не может больше подождать ни дня. Сижу в своей каморке под самой крышей, думаю, как бы отправить мальчишку посыльного в лавочку, попросить какой-нибудь снеди в долг, но беда-то в том, что посыльному тоже надобно платить. Что же мне теперь остается, мой неизвестный друг, кроме единственного утешения в беседе с тобой на страницах моего дневника и другого утешения, которое одно может собой затмить все беды и тяготы нашего подлунного мира?!
