Алекс Бор - Ах, прица-тройка, перестройка! (фрагмент)
Двустворчатые двери, как это повелось еще со времен Ильфа и Петрова, были отворены только на одну половину, создавая кучу неудобств выходящим.
Задние, обуреваемые неистовым желанием вырваться из четырехчасового заключения, усиленно напирали на передних, а те, в свою очередь, усиленно работали локтями, отталкивая друг друга. В результате чего у узкого прямоугольника двери возникла давка.
Я сумел выбраться одним из первых, и теперь стоял в коридоре, ожидая, когда на горизонте появится вечно мрачный силуэт Ленки Зверевой. Она и Ленка Хрусталева остались единственными представительницами 25-й группы, которые не поддались искушению уйти с комсомольского собрания раньше и не остались бессмысленно убивать драгоценное время. Танька Кедрина и Светка Шепилова ушли примерно через полчаса после Леночки Корниловой. Танька тоже предложила мне смотаться, пока "совсем мозги не окочурились", однако я отверг это вполне здравое предложение, сославшись на то, что дома все равно делать нечего, по телевизору до программы "Время" нет ничего толкового, а до "Взгляда", думаю, нас здесь все равно держать не будут.
Танька, видимо, снова на меня обиделась, потому что нахмурилась и ушла, ничего не сказав. Ну ничего, завтра помиримся...
Из дверей "десятки" вышла красная, как вареный рак, Блатной Берет.
- Здорово тебе досталось, - сочувственно произнес я.
- И не говори, - вздохнула она.
- А что ты так слабо защищалась?
- Тебе легко говорить. Стал бы на мое место, я бы посмотрела, как ты бы изворачивался...
- Думаешь, не извернулся бы?
- Не думаю, - уверенно сказала Блатной Берет.
- Ничего ты, Леночка, не знаешь, - сказал я. - Я бы выкрутился. Спроси у моих однокурсниц.
- Обязательно...
- Вот потом и побеседуем, - сказал я. - Ладно, скажу тебе вот что. Если бы я был на твоем месте, я бы навешал лапши на уши и вышел в ферзи.
- Думаешь, я не вешаю? - вздохнула Лена. - Я только этим и занимаюсь, пока состою в бюро. От нас требуется не работа, а создание видимости работы. Главное - бумажку правильно написать, которую подошьют к делу.
- К уголовному?
- Опять хохмишь... Кстати, можешь меня поздравить - я уже не член бюро, теперь займусь личной жизнью.
- А я вот и думаю, почему ты руками и ногами отпихивалась, чтобы снова не избрали.
- А что мне еще оставалось делать? Думаешь, приятно оправдываться, когда с тебя требуют работу, а работы не дают, кроме написания разных бумажек?
Нет, больше я в общественной жизни не участвую... Хватит надевать себе на шею этот хомут...
- А почему раньше надела?
- Дурой была, - со вздохом призналась Блатной Берет.
- А почему была? - язвительно спросил я.
- Да ну тебя, - нахмурилась Блатной Берет. - Вечно ты со своими шуточками.
- Да я ж любя...
- Я знаю, что ты меня любишь, - ответила Блатной Берет, улыбаясь. - Еще с колхоза. Только почему-то никак не признаешься в своей любви.
- Так все равно ты взаимностью не ответишь. И я буду страдать в одиночестве...
- А вдруг отвечу? Что ты тогда делать будешь? Не испугаешься?
- Кого? Тебя, что ли? - усмехнулся я. - Неужели ты такая страшная?
- Не страшнее Катьки Осицкой, - ответила Лена.
- А при чем здесь Катька? - не понял я. Катька Осицкая училась на одном курсе с Леной Блатной Берет и была из тех, о ком говорят: ей палец в рот не клади, всю руку откусит. Она взяла за правило постоянно меня подкалывать. Уж не знаю, почему. Может быть, я был ей чем-то симпатичен, потому что тоже не оставался в долгу.
- Вот у нее и спроси, - посоветовала мне Блатной Берет.
- Спрошу, спрошу. Но все равно я неразделенно люблю только тебя...
- Какая честь для меня, - усмехнулась Блатной Берет. - Кстати, если бы я была твоей старшей сестрой, то выпорола бы тебя, как сидорову козу.
- За что? - удивился я.
- Ты неправильно употребил местоимение с предлогом, а еще филолог, заметила Лена. - Не "за что", а "по чему". По чему - можешь догадаться сам.
- Фи! Какая ты жестокая! Я был о тебе лучшего мнения...
- Мы, женщины, вообще существа жестокие. Пора бы привыкнуть. Второй год, чай, на филфаке учишься...
Я хотел ответить, но в это время из дверей наконец-то появилась измученно-вредная Лена Зверева вместе с Леной Хрусталевой.
- Ладно, пока, - сказал я Блатному Берету и отправился к своим однокурсницам.
- Ну и как вам концерт? - осведомился я.
- Ой, не говори, - сказала Хрусталева, показывая идеально белые зубы. Я думала, что умру со скуки.
- А по-моему, - глубокомысленно заметила Зверева, - это был сплошной маразм. Курам на смех...
- То-то я видел, что ты так часто смеялась. Только никак не мог взять в толк, над кем. Уж не над Кузькиным ли?
- Над ним посмеешься, а потом плакать будешь, - сказала Хрусталева. Никогда не думала, что такой обаятельный мужчина может быть таким ретроградом.
- Обаятельный? - удивился я. - Никогда об этом не думал.
- А тебе и необязательно, - съязвила Зверева.
- Да, такой высокий мужчина, у него такой сексуальный голос, благородная седина, - продолжала восхищенно говорить Хрусталева.
- Предложи ему руку и сердце, - посоветовал я.
- Нет, теперь никогда, - заметила Зверева. - Мое сердце отныне разбито раз и навсегда...
- Ничего, переживем, - заметила Зверева. - Мне от тоже как мужчина нравится, однако с его взглядами нужно было жить при Сталине.
- Да уж, вздохнул я. - Он нашу группу уже целый месяц натаскивает, объясняет политику партии на современном этапе. Если интересуетесь, заходите на его семинар. Даю гарантию - мурашки по коже забегают.
- Правда, что ли? - удивилась Зверева. - В таком случае, я заранее выражаю соболезнования родным и близким покойного...
- Точнее, покойных, - поправил я Звереву. - Нас двенадцать человек в одной могиле.
- Только и всего? - Зверева придала своему лицу лукаво-язвительное выражение. - А я вот подумала, что в одной могиле весь факультет.
- Возможно, согласился я, - все мы в одной могиле. Или, как сказал первокурсник Домбровский, то ли родственник, то ли однофамилец известного писателя, павшего жертвой культа личности, мы все тонем в одном болоте и даже не пытаемся вытащить себя за волосы...
- Ну, ВЯК себя давно из болота вытащил, - заметила Лена Хрусталева.
- И теперь топит в этом болоте других, - добавила Зверева, и мы втроем рассмеялись.
4.
С Леной Зверевой, как и с другими представительницами 25-й группы, я познакомился в колхозе, куда нас направили перед самым началом первого курса, помогать стране биться за урожай.
Лена Зверева мне сразу не понравилась. С первого взгляда. При всем желании я не мог назвать эту девушку не то чтобы красивой, но и даже просто симпатичной. Скорее, наоборот. У нее была отталкивающая внешность. Лена была девушка излишне тучная, низкорослая, с гипертрофированно развитой грудью, которая, как мне казалось, мешала ей при ходьбе. Вечно прищуренные глубоко посаженные глаза, казалось, иронично смотрели на окружающий мир.
