Виктор Мясников - Микрорассказы Интерпрессконов 1997-2000
Виктор Туваев ЗОЛОТО
— Золото, настоящее золото! — Гаррисон стоял возле небольшой расщелины в скале, из которой вытекал поток расплавленного золота. — Откуда оно, да еще жидкое?! — Стенли наклонился к струе. — Какая тебе разница? — Гаррисон вернулся к вездеходу и сел в кабину. Главное, это золото! Тонны золота! Машина подъехала к потоку, опустила в него термоустойчивый контейнер, который почти моментально наполнился до краев. — Подгони второй вездеход! — Гаррисон, ловко орудуя рычагами, опустил резервуар с застывающим золотом в кузов. Стенли рысцой побежал к темнеющей невдалеке ракете. За время его отсутствия были наполнены еще восемь баков. Когда прибыл Стенли, Гаррисон, развернув машину и вернувшись к космолету, выгрузил из контейнеров уже застывшие слитки. Через три часа работы свободная часть склада была заполнена. Но Стенли и Гаррисон не успокоились: стали занимать места, откуда были выкинуты разные вещи. Каждый день уничтожалась примерно тонна разнообразных предметов. Еще через пять дней заррезанным на мелкие кубики золотом стали заполнять коридары и каюты. Лишь когда ходить можно было только согнувшись, так уменьшилась высота помещений, космолет стартовал и взял курс к ближайшей планете. Поэтому люди не видели, что золотой поток сначала обмелел, а потом и вовсе исчез. В подземных мастерских Иллара завершился очередной сброс шлака.
Константин Федоров СПАНИЕЛЬ
Костя гулял со своим щенком, спаниелем мраморного окраса. Мальчик уже хотел домой, а его собака — гулять. Костя сказал упирающемуся щенку: — Видишь, тетя с сумкой пошла — значит надо домой идти. Спаниель поднял грустные глаза и спросил: — А если б она была без сумки? — Без сумки? — тогда тем более — домой. Что?.. Это ты сказал? Собака молчала. Говорят, Костя до сих пор пытается заговорить с ней.
Игорь Халымбаджа ОПЕРАЦИЯ «ЯНУС»
— Сидорук! Сюда! Ромыч осторожно выглянул из лаборатории, испуганно моргая. — Тут я… — У нас СПЕЦЗАКАЗ! От органов. Я и название уже придумал: "Операция «Янус». Полдела, так сказать, за тебя сделал. — Шеф, — робко попытался возразить Сидорук. — Чиновники ведь… От них добра не жди… Вляпаемся… — Не дрожи, Ромыч. И не егози! Задачка из тех, что ты любишь. Сотворить метаморфин, лучше газообразный, чтобы наши наблюдатели и прочие секретные сотрудники могли надежно и правдоподобно маскироваться. — Задачка, действительно, любопытная, — согласился Роман. — А как насчет ассигнований? — Будут тебе ассигнования, не боись… — Лады, — согласился Ромыч. — Займемся. И занялся довольно плотно. Уже через несколько недель Ивонючкин в секретный глазок наблюдал, как Петрович и Роман опробуют опытные образцы метаморфина. Петрович, оборотившись волком, гонялся по лаборатории за зайцем-Сидоруком, пока тот, утомившись, не вырастал в слона. И тогда гремела битая посуда. Когда удалось добиться, чтобы препарат держал форму почти два часа, Ивонючкин решил провести демонстрацию достижений, в надежде вырвать дополнительные денежки. За ними прибыла машина, и все трое загрузились в нее. Сидорук держал большой синеватый стеклянный флакон полученного продукта с вделанным в пробку дозатором. Ивонючкина, Сидорука и Петровича провели на небольшую сцену, усадили на стулья. Зал медленно, словно нехотя, заполнялся. Ноконец, седоватый энергичный человек, встретивший их у входа, кивнул: начинайте. Сидорук встал, подняв флакон, но прежде, чем он успел открыть рот, на него петушком налетел Ивонючкин и попытался вырвать сосуд. — Куда прешь, кретин! — шипел он. И тут же звонко затараторил: Господа! Под моим чутким руководством, наш творческий коллектив… Флакон он вырвал, но удержать оказавшийся неожиданно тяжелым сосуд не сумел. Брызнули осколки, и в зал поползла волна хвойного запаха… Сидорук остолбенел на мгновение. Никто же не готов, не обучен! Сейчас начнут проявляться СУЩНОСТИ! Ему стало по-настоящему страшно, и он рванулся к двери. Но добежать не успел. Его костюм, раздираемый по швам трансформирующимся телом, затрещал. Тявканье, блеяние, рык заполнили маленький зальчик. В испуге шарахнулись заглянувшие на странные звуки охранники: опрокидывая стулья и кресла по залу носились бараны, шакалы, быки, волки, гиены. Многие пытались цапнуть мечущегося в панике шелудивого пса. С трудом удалось рассортировать зверье. Пока решали, отправлять ли рогатый скот на ферму, а диких зверей — в зоосад, возникла новая проблема: потребовалась одежда, чтобы прикрыть наготу принимающих свой обычный облик членов приемной комиссии. Не хватало Ивонючкина. Кто-то вспомнил, что шелудивому псу удалось удрать. Впрочем, как вскоре выяснилось, недалеко. Его отловили на помойке собачники. Вряд ли добротные унты или шапку можно было бы смастерить из шкуры лысоватого и мелковатого Ивонючкина. Что он пережил, когда вновь стал человеком, в клетке с бродячими голодными псами, может наверное представить только гладиатор, вышвырнутый на арену римского цирка с ножом против голодного льва… А ведь у Ивонючкина даже ножа не было. Комиссия признала разработку успешной, но опасной. Материалы засекретили на 99 лет. Ивонючкина с товарищами на это заседание приглашать не стали. И никто, конечно, не обратил внимания на двух мух, крутившихся в комнате, пока шло заседание. А мухи, вылетев в форточку, направились к даче Ивонючкина, тихо жужжа, что, мол, жили без спецзаказов и проживем без них…
Андрей Щербак-Жуков СКАЗКА ПРО ЛЮБОВЬ, НАВСЕГДА ВОШЕДШУЮ В ИСТОРИЮ
Посвящается моему другу Александру «Арлекину» Аринушкину
Эта Любовь вошла в историю. О ней писали в песнях, в романах и в энциклопедиях. О ней будут помнить вечно. Даже когда забудут о делах Дафниса и Хлои, Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты… Все, что было между Ланселотом и Гиневер, — пустяки перед этой Любовью. А терзания леди Макбет и Анны Карениной — так просто блажь и детские игрушки. Люди никогда не забудут ее, и даже через многие тысячи лет будут вспоминать с чувством щемящей нежности как что-то вечное, но безвозвратно ушедшее. Эту Любовь будут помнить даже тогда, когда забудут, кто собственно был влюблен и в кого, забудут была ли эта Любовь взаимной, забудут была ли она счастливой или была несчастной… Потому что теперь это все не важно. Потому что именно эта Любовь вошла в историю, и, какой она была, теперь уже все равно. Потому что любовь эта была Последней. Такой она и вошла в историю — Самой Последней В Мире Любовью. С тех пор в мире любви больше не было.
Интерпресскон-1999
А. Хорт ПУТЬ К ВЕНЕРЕ
