No Name - Журнал "Млечный Путь" №02 2012 г.
— Хорошо, что вы не промедлили, — сказал профессор. — Сестра Декс, сходите за старшей сестрой Херлихи.
Либби подчинилась. Патрик, что характерно, никак не отреагировал на мое появление. Зато Штейнберг слегка наклонил голову в знак приветствия.
Я медлила высказываться. Нужно было подобрать правильные слова, чтоб не выдать ничьих тайн и не оскорбить ничьего самолюбия.
— Вам удалось установить виновных, профессор? — наконец спросила я.
— Я провел некоторые исследования. Не могу сказать, что совсем безрезультатно, однако в качестве побочного эффекта столкнулся с неким феноменом, покуда непонятным. Возможно, вы, благодаря знакомству с историей этого дома, поможете прояснить его природу. — Он перехватил мой взгляд на Патрика. — Пусть вас не смущает присутствие сторожа. Он будет участвовать в демонстрации. Садитесь и смотрите.
Я заняла место в зрительском ряду.
— Вам приходилось когда-либо слышать о таком явлении как трансферт?
— Нет.
Вообще-то я знала, что так называется банковская операция, но сомневалась, что профессор именно ее имел в виду.
— Это опыт, впервые проведенный профессором Шарко в лечебнице Сальпетриер. Первоначально он заключался в следующем. Двое пациентов находятся в близком контакте, но не видят друг друга и подвергаются гипнотизации. К больному органу одного из пациентов прикладывается магнит, а затем переносится на аналогичную часть тела другого пациента. Шарко установил, что боль у первого пациента исчезает и возникает у второго, как бы переносится на него. Однако я развил этот эксперимент…
В дверь постучали.
— Звали, профессор? — раздался женский голос.
— Входите, сестра Херлихи.
Рядом с вошедшей женщиной в форменном платье, фартуке и чепце не только я, но и Либби могла бы сойти за тонкую тростинку. Притом она была не столько толстой, сколько плотной, ширококостной, того телосложения, что отличает рыночных торговок, рыбачек и нередко — больничных сиделок.
— Идите сюда, сестра. Я позвал вас, чтобы вы помогли провести процедуру.
Она оглянулась, недоумевая, поскольку в помещении не было пациентов и почти не было зрителей. Но здесь не были приучены возражать профессору. Сестра Херлихи, повинуясь его жесту, уселась на свободный стул спиной к Патрику.
Затем Сеголен взмахнул рукой, и раздался глубокий чистый звук. Я вспомнила! Про это я тоже читала. Другие гипнотизеры погружали пациентов в сон, концентрируя их внимание на каком-нибудь блестящем предмете. А Сеголен использовал камертон, гораздо больше обычных размеров. Он был подвешен над эстрадой, и Штейнберг сейчас по нему ударил.
— Спите, сестра Херлихи, — услышала я властный голос профессора.
В своих выступлениях он утверждал, что людей, неподвластных силе гипноза, почти не существует в природе. Если дело и впрямь лишь во внушении, наверное, он прав. Хотя кое-кто среди врачей доказывал, что никто не может быть загипнотизирован против собственной воли. Во всяком случае, мне не хотелось проверять эту теорию на себе.
А сторожа, надо полагать, Сеголен погрузил в сон еще раньше, поэтому и говорил свободно.
Профессор выбрался со своего места и подошел к сиделке. Только сейчас я заметила, что в руке у него указка наподобие той, которой наша классная дама мамзель Бундт лупила учениц по пальцам. Но Сеголен бить никого не стал. Он коснулся указкой сестры Херлихи.
— Говорите. Говорите о том, что вы видели и слышали, но боялись сказать!
— Они живут во тьме, — монотонно произнесла женщина, — выбираются вместе с тенями. Тень — их плоть. Они гонятся за нами, они чуют страх. Им нужно, чтоб мы боялись. Страх — их еда. Выбираются и охотятся. Кто слышит, тех зовут. От них надо бежать…
— Кто они, сестра?
— Те, кто попали через прореху. Там все закрылось, заросло, они не могут уйти. Они прячутся. Им нужно есть.
— Довольно. — Профессор вновь коснулся указкой лба сиделки, и та умолкла. Голова сестры Херлихи упала на грудь, и я бы решила, что сиделка лишилась сознания, ели б не сонное сопение. А Сеголен перенес указку ко лбу сторожа.
— Теперь вы, Патрик.
— Они там, — Патрик как будто продолжал с того места, откуда его прервали. — Далеко уйти не могут. Человек открыл дверь, они сюда попали… убежище. В подвалах, в погребах. Где темно. Страшно. Они стерегут, зовут, бросаются.
— Кто они, Патрик?
— Темное Воинство.
— Достаточно. Сестра Херлихи и Патрик! Придите в себя. Так. Хорошо. Как самочувствие?
— Спать охота, а так вроде ничего, — проворчал сторож.
— Не жалуюсь, профессор, — отчеканила сиделка.
— В таком случае вы можете приступать к своим обычным обязанностям. Идите.
Когда за ними закрылась дверь, Сеголен сказал:
— Как видите, я исключил магнит из первоначального опыта. На результат это не влияет. Перемещение все равно происходит.
— Перемещение?
— Трансферт. Это же определенно болезнь, иначе определить это состояние нельзя. В наше время в вопросах гипнотизма бесноватые и магнетизеры должны уступить место врачам и физиологам. И как врач я определенно могу утверждать: вместо предполагаемого мошенничества я обнаружил психическую эпидемию, наподобие массовой одержимости в средневековых монастырях. Все опрошенные говорят одно и то же — пациенты и персонал, мужчины и женщины, образованные люди и выходцы из низов. Я специально вызвал на демонстрацию именно этих двоих. Сестра Херлихи — на редкость уравновешенная женщина, а Патрик — бывший солдат, он вообще ничего не боится. Тем не менее они выказывают все признаки детских страхов: боязнь темноты, привидений, голодных чудовищ. Патрик не первый, кто упоминает Темное Воинство из детских сказок. Еще троллей и гоблинов нам здесь не хватало!
— Профессор, вы все прекрасно сумели объяснить, зачем же я вам понадобилась?
— Затем, что все еще не ясно, что именно подтолкнуло распространение этой эпидемии. И, возможно, ваши штудии относительно истории здания окажутся полезны.
— Хорошо, попробуем это исследовать. Только скажите — что в точности кричала несчастная Мартина Ламорис перед смертью?
— То же, что твердят остальные. Что ее преследуют призраки.
— Это не совсем так, — доктор Штейнберг, все время молчавший, позволил себе вмешаться. — Я расспрашивал очевидцев. Она кричала, что должна спастись от теней.
— Какая разница? — спросил профессор.
— В данном случае принципиальная. Но прежде, чем изложить свою версию, я предпочла бы подняться на второй этаж.
— Ко мне в кабинет?
