Леонид Платов - Вилла на Энсе (Аромат резеды)
И, наконец, в прохладном предутреннем воздухе он ощутил запах полевых цветов. Каких именно, не мог угадать, но это не был уже запах резеды, преследовавший его столько времени!..
Герт отошел от дома метров на триста, когда по небу протянулись какие-то странные красные полосы. Он оглянулся. Из-за деревьев поднимался дым, и клубы его отливали багрянцем, точно в котловине, где был дом-тюрьма, разводили костер. Лютеол сам доделал начатое Гертом.
Тогда усталость, с которой Герт боролся так долго, одолела его, и он ничком упал на землю. Пахли травы, цветы, вблизи была река, — он чувствовал это, так как тянуло свежестью. Шумя крыльями, низко пролетели над ним какие-то большие птицы.
Если бы эсэсовцы послали погоню, она настигла бы его здесь. Но погони не было…
На исходе восьмого мая из штабарма сообщили, что, по данным армейской разведки, гитлеровские части, державшие оборону по Дунаю, снимаются и уходят. Гвардии капитан Глеб Васильев получил приказ продвинуться вперед.
Ночь застала его подразделение на марше.
Это была очень тихая звездная ночь. Пахло скошенными травами. Справа, со стороны Дуная, наползал туман. То и дело в светлом конусе, отбрасываемом фарами головной самоходки, возникали, будто поднимались из кювета и вытягивались во фронт желтые деревянные столбы со стрелками-указателями. Васильев торопливо сверялся с двухверсткой и продолжал вести колонну.
Самоходные орудия круто объезжали воронки, на полном ходу ныряли в узкие кривые ущелья улиц и, миновав маленький австрийский городок, снова вырывались на шоссе, аккуратно обсаженное деревьями.
До сих пор Васильев не мог войти в соприкосновение с противником. Ему было уже ясно, что это не просто отход на новый рубеж, а паническое отступление, бегство. Но куда бегут гитлеровцы, если сегодня в 24.00 конец войне, если Берлин пал и фашистская Германия капитулировала?
Водитель резко затормозил. Конус света прорезал мглу и скользнул по табличке у въезда в деревню. «Ваграм». Историческое место! При Ваграме Наполеон разбил австрийскую армию.
У выезда из деревни Васильев снова остановил колонну.
Окружив командира дивизиона, офицеры спустились к Дунаю. В молчании все прислушивались к однообразному скрежещущему шуму, который доносился издалека, — звук хорошо доходит по воде.
— Фашисты драпают, — уверенно сказал кто-то. — Ну-ка, тише, товарищи!.. Гусеницы, да? По-моему, артиллерию вытаскивают тягачами. Но куда ее, к черту, вытаскивать? Ведь капитулировали же!..
Рассвет застал Васильева на одном из рокадных шоссе. По приказу командования, ему пришлось взять круто в сторону от головной магистрали, идущей почти параллельно Дунаю.
Пологие лучи солнца вырывали из колышущегося впереди тумана багровые пятна. Это были окна домов на холме. Там, видимо, город или деревня.
— Подряд четыре городишка миновали, теперь новый выскочил из тумана, удивился гвардии лейтенант, в машине которого находился Васильев. — Нет, как хотите, товарищ гвардии капитан, тесно в Европе живут…
— Это верно. Тесновато, конечно…
Оба разговаривали шепотом, держа на коленях автоматы и зорко поглядывая по сторонам — не нарваться бы на засаду.
— Считайте: от Будапешта до Вены три часа пути, двухсот километров не будет. От Братиславы до Вены меньше часа — шестьдесят километров. А три различные страны: Венгрия, Чехословакия, Австрия!..
— Может, тебе оттого тесно в Европе показалось, что Советская Армия очень широко шагает?
— А вы что думаете? — Гвардии лейтенант был, видимо, поражен этим простым объяснением. — Может, и верно — оттого!
Он заглянул в лицо своему командиру и удивился. Рот командира был сжат, брови сурово нахмурены.
— Вы что, — товарищ гвардии капитан? Такая ночь, а вы…
— Вот именно, такая ночь! Для нас с тобой это последняя ночь войны, а для многих она вообще последняя. Представляешь себе, что творится сейчас в концлагерях?..
— А!
— То-то и оно! Понасмотрелись с тобой в Австрии… Расстреливают заключенных, жгут бараки, прячут концы в воду… Спешить надо, гвардии лейтенант, спешить!..
— Мы и то спешим!
Медленно расползался туман. Скрежеща гусеницами, самоходные орудия взяли подъем и начали по одному втягиваться в городок, стоявший на берегу реки.
— Мансдорф, — громко прочел Васильев на желтом указателе.
Замелькали мимо уютные беленькие виллы, окруженные садами. Почти всюду на воротах висели чугунные таблички, прикрепленные, наверное, еще до войны.
— Дачи сдавали, комнаты с пансионом, — пояснил Васильев гвардии лейтенанту.
— Вот бы в таком домишке пожить! — простодушно сказал гвардии лейтенант. Чай бы пить на балконе. А там вон гамачок повесить…
— Еще неизвестно, что внутри! — сказал гвардии капитан. — Снаружи красиво, а войдешь — может, и не обрадуешься…
Он поднялся во весь рост в машине и предостерегающе поднял руку. Колонна самоходок остановилась.
За крутым поворотом чернело пожарище. Дым стлался по узкой ступенчатой улице, а за кирпичной оградой еще тлели стропила деревянного флигеля.
Несколько часов назад здесь была одна из обычных в Мансдорфе опрятных вилл. Незадолго перед рассветом в доме по неизвестной причине возник пожар.
Местные жители, толпившиеся подле пожарища, не могли понять, что случилось. В этой вилле стояло подразделение эсэсовцев «Мертвая голова». Оно ушло на север еще на рассвете. Может быть, эсэсовцы сами подожгли виллу, чтобы скрыть следы какого-то преступления? Вряд ли! Среди полуобгорелых трупов, валявшихся там и здесь, были и трупы в военной форме. У некоторых даже сохранилась эмблема на рукаве — череп и две скрещенные кости, а на пальцах железные кольца с той же зловещей эмблемой, присвоенной дивизии «Тотенкопф».
Самоходки двинулись дальше на Амштеттен, оставляя Энс слева. Но Васильев то и дело оглядывался на пожарище, черневшее на берегу. Лицо его сохраняло озабоченное выражение.
— Спешить надо! Спешить! — повторял он гвардии лейтенанту. — Говорил я тебе: где эта «Мертвая голова» появляется, там всегда последней подлости жди!..
Герт, наверное, спал всего несколько минут, потому что когда он поднял голову, солнце только вставало.
Он услышал гул моторов, скрип колес, отрывистую брань. Осторожно раздвигая высокую траву на холме, подполз ближе к шоссе и выглянул.
Мимо, вихляясь из стороны в сторону, промчалась грузовая машина и вдруг ткнулась в кювет. По шоссе врассыпную бежали и шли немецкие солдаты. Их обгоняли грузовики, мотоциклы, легковые автомобили. Асфальта почти не было видно, — по нему, образуя завихрения у брошенных машин, катил сплошной людской поток.
