Владимир Кузмич - ВЫСОТЫ
Команда от такого известия словно утратила власть над своими чувствами.
После трех возгласов восхищения и мига немой радости в гондоле зазвучало:
— Работа мирового значения!..
— Назвать его иннитом, по имени Инны!
— Нет, стратонитом или энергитом...
— Лучше всего — комсомолитом... — закончил Федя. И вернулся к неотложной работе по управлению оболочкой. Он снова превратился в усталого командира, к чьей ответственности добавилась честь доставить на землю «комсомолит», новое вещество, которое открывало новые просторы перед металлургией, народным хозяйством, не говоря уже об особой ценности научного эксперимента.
…Комсомолит! Какой мощный торжественный финал полета «Комсомола»!
- 46 – . .Комсомолит — видение будущего, активный неизученный металл грядущего — идет в глубины вместе с людьми, которые получили его в звездных шахтах голубых воздушных стран.
Три слоя переживаний на сердце у Федора Ивановича: радость по поводу мирового открытия, трагическое осознание быстрого спуска и безразличие летчика ко всему, что не касается близкой посадки.
Посадка — вот главная его забота!
Он видит, как сморщивается старая оболочка, как треплет ее ветер, как все больше и больше наполняется баллонет. Солнце сократило нагрев гелия. И гелий послушно сжался, вытекая микроскопическими дозами из швов и устройств шара.
— Остановись на этой высоте! — крикнула Инна. — Мы можем порвать трос и оболочку.
Федя молчал. Он следил за игрой высотных «циррусов» и боялся потерять верный теплый фарватер, снова оказаться в объятиях холодного циклона.
Он решил остановиться и открыл двадцать мешков балластного песка. Инна благодарно глянула в его сторону. Значит, они прекратят быстрое снижение, продолжавшееся уже два часа. Теплый вздох вырвался у нее из груди.
В такое время все требует напряженного внимания.
И если бы не успокаивающие жесты Феди и Али, Инна чувствовала бы себя морально приговоренной к бездействию. Единственное, что она могла делать, — это смотреть в аппендикс, непрерывно следить за баллонетом.
Она рассказывала обо всем, что видела в перископе. Понятно, не о зеленых или желтых цветах, а о расширении баллонета за счет внешней оболочки. Под ногами началась болтанка. Гондола раскачивалась. Тревожные разговоры между Федей и Али беспокоили ее. Радиоаппаратура — уже за бортом. На очереди — бронированная камера, с которой работала Инна.
Мурзаев готовил все новые и новые предметы балласта. Альтиметр сползал все ниже и ниже. Когда на высоте 12-11.000 мет- 47 – ров заиграла спокойная земная лазурь, когда стратостат прошил новую ступень разреженных космических лучей, Инна молча оторвалась от перископа, подошла к Феде, покрепче затянула ремни своего парашюта и, указывая пальцем на шкалу альтиметра, сказала:
— Вот здесь ты меня выпустишь в воздух! У меня значок ГТО третьей степени и я имею на это право..
Федя посмотрел в суровое лицо девушки-ученого, убедился в решимости Инны и согласился предоставить ей право первой покинуть гондолу. Он начал следить за барографом. А палец Инны, указывавший на цифру 7.000, по-прежнему упирался в шкалу...
7 Казалось, золотая оболочка разорвалась. Она вздымалась вверх высоким снопом горящего пожара, полыхая в лучах заходящего солнца. Морщины покрыли овальное тело шара, и никто теперь не смог бы сказать, что уверен в целости оболочки. Сквозь складки и морщины стратостата проступало рыхлое тело резинового баллонета, который успел, благодаря аппаратам, вобрать в себя до 14.000 кубометров гелия из тех 64.000, что утром наполняли золотой шар. Именно это спасало от аварий и уравновешивало всю систему.
Команда работала молча. Только шорох песка и свист ветра слышались в середине...
Земля кружилась в голубой облачной бездне, ибо сам «Комсомол» кружился вокруг собственной оси. Ясная поверхность коегде взбаламученных облаков пылала от красного заката и шла навстречу гондоле. Если бы не близость посадки, ученые примостились бы у окон гондолы.
- 48 – А закат пылал невероятно, и не вверху, а внизу. Один за другим тепловые удары сыпались на «Комсомол». Низинный воздух волной перекинулся на шар и засвистел в тросах и парашютных устройствах. Похоже было, что оболочка действительно прорвалась, потому что гондола резко дернулась.
Дрожащая стрелка альтиметра подползла к цифре 7.600 метров.
Али быстро развинтил люк гондолы, проверил парашютное снаряжение Инны и сунул ей в зубы какую-то странную трубку. Сам сжал губами такую же трубку и посоветовал Феде последовать за ним... Больше Инна ничего не слышала и не видела...
Растрепанная, развеянная ветрами, вылетела Инна в родные глубины сини. Не дергая кольца парашюта, пошла тяжелым камнем вниз, а освобожденный стратостат натянулся, как резина, и содрогнулся от толчка. Молодая девушка попрощалась с товарищами быстрым взмахом руки.
Инна падала, и в крутых витках морозного сальто-мортале считала секунды. Крепко держала в зубах трубку кислородной подушки и незаметно дышала, боясь пропустить тот математически точный момент, когда нужно рвануть кольцо парашюта и повиснуть на шелковой вязи гладкого полотна.
Считать — как это трудно! Сколько требуется выдержки, чтобы не рвануть кольцо на тридцатой секунде вместо пятидесятой или сороковой.
Прыжок с горных гиндукушевских высот, с ближней границы стратосферы, побежденной тремя комсомольцами, — в самом деле достоин третьей степени значка «Готов к труду и обороне».
Разреженный воздух свистит пулей. Тело безумно крутится вокруг своей оси и, если бы не ватный комбинезон, на землю спустились бы обмороженные останки упорной комсомолки.
— 31, 32, 33, — считает, темнея, Инна — и хочет рвануть кольцо. Но это грозит бедой — стратостат может упасть на плечи и разорвать напряженный круг твоего парашюта. К тому же в разреженном воздухе нет смысла раскрывать шелковый зонт — его лучше надует внизу.
- 49 – Боясь пропустить минуту раскрытия, Инна открывает глаза и глядит на землю. Земля кружится и темный круг раз за разом прыгает вокруг нее, плывя в голубом экстазе тяжелыми облаками и туманами. Темные проколы созвездий неподвижно застыли в глазах и посыпают все черным зерном.
На сорок шестой секунде Инна решительно дергает кольцо и вскрикивает от боли. Ленты шелковых строп врезаются в тело и чуть не ломают кости. Но боль быстро исчезает, и теплая волна воздуха победно бьет в лицо. Огромный зонт парашюта, загоревшийся в вечернем свете солнца, встает над ней белой каймой и покачивается от напряжения.
Белые волнистые облака с плывущими горбами лежат внизу.
